Страшная сказка

Что скрывать, Серега, хоть и невольно, приложил к этому руку. И теперь должен сделать все, чтобы хотя бы собственную совесть очистить!

Да что там совесть… ведь одной совестью, даже чистенькой, сыт не будешь! Пока он тут сидит в холодочке да пивко хлобыщет, Родион небось уже уложил Равиля, встретился со своей подругой и чешет на синем «жигуле» куда глаза глядят, и тот водилка, который метр с кепкой, готов везти его хоть в Северо-Луцк, на вокзал, хоть прямиком в Нижний, потому что Родион – парень богатый, ему и тысячу баксов за дорогу дать – не проблема.

Тысячу баксов. Ту самую, которая была обещана ему, Сереге, за спасение этого богатенького Буратино!

Серега вскочил и кинулся к выходу из подвала. Рванул дверь – и в первую минуту даже не поверил себе, убедившись, что она не поддается. Дернул еще раз, еще… Заперта.

По-нят-но. Родион, убегая, не забыл заложить засов.

Аккуратная сволочь. Да чтоб Серега еще раз бросился кого-нибудь спасать! Да ни за что! Ни за какие коврижки! Даже за десять тысяч «зеленых»!..

Потребовалось не меньше минуты, чтобы до него дошло: если кого-то здесь и требуется теперь спасать, то это именно его, Серегу Ларикова. Ведь в любую минуту в подвале может появиться Равиль!

Ольга качнулась назад и не упала только потому, что Равиль успел поймать ее за руку.

– Стоять, Буян! – сказал он насмешливо. – Чего дергаешься?

Она только покачала головой – сказать ничего не могла, да и говорить было нечего.

– Тебя там по всему Северо-Луцку чуть ли не с собаками ищут, а ты сюда за любовником приперлась. Розка так сразу и сказала, что ты на него запала, конечно, а он на тебя ноль внимания. Сразу выложила, как он ей глазки строил, стоило тебе отвернуться. Тоже хороший блядун: сам с бабой пришел, а другую готов в койку затащить.

Ольга снова покачнулась, и снова Равиль дернул ее за руку:

– Сказано – стоять. Заело, да? А говорят, клин клином вышибают…

Она тупо смотрела в его красивое румяное лицо с томными, чуточку телячьими глазами.

– Перепихнемся? – с улыбкой предложил Равиль. – Ты как, а? А то тут така-ая скукотища сидеть. Ты меня, конечно, старше, но мне нравятся зрелые бабы. А то эти девчонки, ты знаешь, ну дуры есть, ну дуры! Одна приходит вот буквально позавчера. Вышел я к ней за калитку, стали целоваться, она меня сразу хватает за член. А меня такое зло взяло, я терпеть не могу, когда девки сами куда не надо руки тянут. Я ее начал тискать, раздел потихоньку, она даже и не поняла, как осталась без трусов. И даже холода не чует, ты представляешь?! Стоит голая и говорит: «Давай, давай, я еще невинная, я еще девушка, я тебя люблю и хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной». Ни фига себе, да? Девушка, да? Невинная, главное! Послушал я эту чухню – и мне уже ничего не надо. Скучно стало. Кинул ей тряпки ее. «Пошла, – говорю, – вали отсюда». Прямо даже жаль, что я не маньяк какой-нибудь, не воспользовался случаем. Цирк, да?

Ольга нахмурилась, изо всех сил пытаясь понять, что он ей говорит с такими доверительными интонациями, как бы даже по-товарищески.

– Я хочу минет, ну, потом еще ножки раздвинешь – и отпущу тебя, честное слово. Скажу, в глаза никого не видел. Ой, знаешь классный анекдот? Проститутка обслужила бригаду саперов, ушла от них никакая, бах – попала на минное поле. Ползет, думает: «Ну, мне звиздец!» И вдруг видит табличку: «Мин нет». «Вот ни фига себе, – думает, – всю жизнь это делаю и не знала, что оно пишется раздельно и с двумя «нн»!»

Равиль громко, жизнерадостно расхохотался и снова зачастил скороговоркой:

– Только слушай, давай быстро, потому что они там, у Розки, скоро расчухают, что тебя ждать бессмысленно, могут сюда нагрянуть, твоего дружка тряхануть. – И тут же замотал головой. – Но отпустить его меня даже не проси, это бесполезно. Скажи спасибо, что сама уйдешь. Только сначала минет, договорились?

Вдруг глаза у него стали огромные-огромные. С трогательным, почти детским выражением Равиль смотрел куда-то за спину Ольги, и пухлая нижняя губка его красивого рта медленно отвисала.

Ольга резко обернулась – и ее снова качнуло: на пороге стоял Родион.

Выглядел он ужасно – бледный, перепачканный землей, взъерошенный, с таким напряженным выражением лица, как будто с трудом соображал, где находится, кого видит перед собой и что вообще происходит. По Ольге он бегло скользнул взглядом, дернул углом рта – может быть, это означало улыбку, хотя глаза его оставались мрачными, темными.