Страшная сказка

Родион достал из холодильника бутылку, пакет с соком, налил, подал Егору. Чокнулись.

– Ну давай, дальше рассказывай, – сказал Егор. – Ты обещал сегодня восполнить все пробелы.

– Какие? Спрашивай, если что непонятно.

– Да уж, непонятно. И очень многое.

Он уставился на стеклянную балконную дверь, за которой немыслимым, марсианским каким-то костром полыхала бегония с ее огромными цветами, напоминающими алчно раскрытый, чувственный рот. По форме цветы были похожи на граммофончики, и чудилось, из них непрестанно льется некая музыка, и томительная, и страстная, и невозможная, вроде какого-то странного романса или этого гитарного перебора «Tear Drops». Или вот еще есть такое танго: «Adios, pampa mio!» Да, как бы оно там ни вышло, как бы дальше для этих двоих ни складывалось, для него, для Егора, для Гоши Царева это все равно капли слез или… прощай, мое счастье!..

Ну и ладно. Кому, как не тебе, знать, что все проходит! Горе, радость, любовь… И хоть сейчас кажется, что сердце разорвано болью, пройдет и эта боль. Не судьба. Не судьба, хоть умри! Да это и не могло стать твоей судьбой, а потому скрепи сердце, утри «капли слез» и делай то, что назначено в жизни. Все, что ты еще можешь сделать, – это достойно закончить эту историю, этот странный «татуированный» роман!

Егор перевел дыхание и чуть охрипшим голосом задал первый попавшийся вопрос, что только пришел на ум:

– А как вы узнали, когда Надежда встречается с Камаевым в клубе? Как смогли так точно все рассчитать и подгадать?

Родион поглядывал на него исподлобья, словно понимал, что Егор спрашивает сейчас только из вежливости, из желания непременно расставить все точки над «i», а волнует его совсем другое. Но правила игры надо было соблюсти до конца, и Родион обстоятельно объяснил:

– Во-первых, мы точно знали, что Надежда собирается быть в Нижнем 25 апреля. Руслан проболтался об этом Ваське Крутикову, когда вызывал его на ту роковую свиданку. Конечно, это могло быть липой, поэтому пришлось подстраховаться – уточнить дату и время. Тут уж пришлось мне поступиться принципами. Пошел к старинному приятелю, к Коляше Мыльникову, к этому менту, помнишь, который Ольгу доставал. Он до того обрадовался, когда я первый пришел мириться, что не знал, куда меня посадить, чем угостить, какую служебную тайну выдать. И я ему говорю: «Коляша, ты мне рассказывал, что хотите поймать на горяченьком директора ночного вертепа «Гей, славяне!». – «Хотим, – говорит Коля радостно, – только-только мы начали к его делишкам подбираться, и все, чего нам теперь не хватает, это времени, чтобы разведчица-давалка Наташка Зырянова проникла во все святая святых их черной бухгалтерии и всего прочего. Ровно через месяц мы Камаева зажарим». – «Вряд ли получится, – говорю я, – потому что владею достоверной информацией, что 25 апреля этот господин может свалить с плеч опасную собственность, а сам уберется отсюда подальше, чистый и невинный. А к новому владельцу вы пока-а еще подберетесь, а может, не подберетесь никогда». Тут друг мой Колька начал дергать себя за волосы и плакать, что рано, еще рано брать Камаева, нужно хотя бы еще немножко времени… «Хорошо, – сказал я, – для милого дружка хоть сережку из ушка. Я дам тебе времени сколько угодно, а ты мне за это…»

– И он что, ни о чем не спросил, не поинтересовался даже, что ты намерен делать?! – недоверчиво ухмыльнулся Егор.

– Можно спрашивать хоть до посинения, но не узнать ответа, – невинно посмотрел на него Родион. – Коля хоть и гад местами, но в принципе умный. Умеет, когда надо, не слышать и не видеть, а это, чтоб ты знал, основной принцип работы всей нашей милиции. Когда надо – не видеть и не слышать! Он так и поступил. Сделал все, чтобы не нашли загадочную «Скорую». Не нашли злоумышленника, который положил на капот машины Камаева продырявленный пакетик с бензином, а потом пристроил туда же тлеющую сигаретку. Кстати, все даже рады были, что Камаеву такую пакость подстроили, этому пидорасу поганому и мерзкому притом. А еще чем мне Коля помог, это тем, что через Наташку Зырянову (с паршивой овцы хоть шерсти клок!) уточнил время встречи Камаева и Надежды. А потом именно он каким-то немыслимым образом включил меня в состав тургруппы, улетающей из Москвы в Марокко, и помог с мгновенным оформлением документов. У нас была путевка на имя Надежды Гуляевой, но я не мог отпустить Ольгу одну, ты же понимаешь?

– Конечно. Могу себе представить, что ты теперь чувствуешь…