141  

Оказавшись перед высокими решетчатыми воротами, над которыми реял полосатый трехцветный флаг, марокканец, он же мавр, остановился и вгляделся в будочку охранника. В это время тот вышел наружу и начал разминаться перед воротами, отчаянно зевая после спокойного ночного дежурства. При виде его мавр удовлетворенно кивнул, повернул к себе женщину и коснулся губами ее лба. Ресницы ее дрогнули, губы шевельнулись: женщина будто бы хотела сказать что-то, но промолчала. Рука взлетела и коснулась рукава мужчины, а потом снова бессильно упала.

Видно было, что мавр очень взволнован. Светло-карие глаза смотрели в лицо женщины с такой нежностью и заботой, что его дальнейшие действия трудно было бы предположить. А сделал он следующее: сильно, даже грубо подтолкнул женщину к воротам посольства – так, что она ударилась о решетку и ухватилась за нее, чтобы не упасть. Потом марокканец воздел руки к небесам, словно призывая Аллаха в свидетели, а может, испрашивая благословения для своего поступка, и громко прокричал:

– Маштак, маштак, маштак!

Солдатик, делавший приседания за решеткой посольства, так и замер на полусогнутых, так и вытаращил глаза. Ему приходилось слышать о более чем простой процедуре развода в арабском мире: мужчина отталкивает от себя жену, кричит: «Маштак, маштак, маштак!» – и дело сделано, он свободен, дама может топать куда глаза глядят. Причем остается она при этом в чем была, ни на какое имущество супруга претендовать отныне не может – чем, между прочим, и объясняется обилие золотых украшений, которое навешивают на себя арабские женщины. Не ради красоты и пышности, а дабы не остаться в случае чего голой-бо?сой.

Однако особа, только что получившая такой вот экзотический развод, отнюдь не отличалась зажиточностью, а может быть, и сообразительностью. Она тупо смотрела на своего бывшего господина и повелителя, как бы даже не понимая, что только что стала свободной женщиной.

Мавр сердито сверкнул на нее глазами, потом подошел к решетке посольства и протолкнул через нее какой-то маленький плоский предмет. И крикнул громко, на плохом французском языке:

– Забери ее! Она ваша! Русская! Мне она больше не нужна!

И не успел ошеломленный охранник шевельнуться, как мавр резко повернулся – и поспешил через площадь, смешно подскакивая и подволакивая, очевидно, больную ногу. Чтобы слишком длинная галабея не мешала идти, он поднимал ее так высоко, что видны были вполне цивилизованные синие джинсы и серые сандалии на босу ногу. Одна нога была перебинтована. Между прочим, сандалии и джинсы у марокканцев не в моде. Мода здесь не меняется столетиями: мужчины носят белые штаны, заправленные в белые же носки и мягкие кожаные туфли без задников местного производства, очень похожие на стоптанные домашние тапочки.

Впрочем, гардероб мужчины, который так решительно простился со своей супругой, мало волновал охранника. Он опасливо приблизился к плоскому предмету, пропихнутому сквозь решетку, и стал его рассматривать.

Это была не бомба или какое-либо иное взрывное устройство. Это был российский паспорт – уже нового образца, что поразило солдата. Выходило, что его обладательница оказалась в Марокко совсем недавно. Это же надо, у нее что, характер повышенной сварливости, если она так быстро надоела своему супругу?!

Охранник поднял паспорт, открыл его. Документ был выдан Нижегородским РОВД и впрямь недавно – в марте сего года – гражданке России Еремеевой Ольге Михайловне. Прописка у нее тоже была нижегородская. Никакого штампа о браке в паспорте не стояло, из чего можно было сделать вывод, что заключение брака с мавром носило такой же неформальный характер, как и его расторжение.

– Парле ву франсе? – спросил ее охранник на всякий случай – впрочем, безо всякой надежды – и угрюмо кивнул, услыхав молящее:

– Я русская! Помогите! Я хочу домой!

После этого она закрыла свои серо-зеленые глаза и соскользнула по решетке на землю. Платок свалился с ее головы, открыв коротко стриженные темно-русые волосы.

Охранник по привычке сличил оригинал с фотографией. Это она, Еремеева О.М., нет никакого сомнения! Ох уж эти соотечественницы, которые связываются с какими попало подозрительными мужиками, а потом их надо вызволять из неприятностей, на родину возвращать. В его дежурство такого, правда, еще не случалось, а вообще говоря, случай вполне типичный. Ну, допросят разведенку, конечно, в полиции поспрашивают, нет ли за ней чего, но это чистые формальности. Почти наверняка она скажет, что ничего не помнит: ни как попала в Агадир (возможно, и не соврет: сколько таких дурочек, накачав наркотиками, привозят из Одессы или Новороссийска в трюмах кораблей!), ни где жила (страна Марокко – большая страна, это правда!), ни с кем жила (а какая женщине вообще разница, кто ее взял в жены?! Не женское это дело – имя господина и повелителя спрашивать!). И придется отправить барышню в Россию за государственный счет… Ну и скатертью дорога.

  141  
×
×