Любимая девушка знахаря

– А может, я найду клад и передам его на дело строительства нового общества! – запальчиво пробормотала Маруся и испуганно прихлопнула рот ладонью. Не хватало сейчас тетю Дуню разбудить.

«Стой, девка! Как же ты собралась больную тетку бросить? Мало ей волнений из-за пропавшего мужа, теперь еще и племянница невесть куда подевается!»

Совесть куснула за сердце. Но Маруся уже не могла остановиться. Ее словно лихорадка била.

– А может, я к вечеру обернусь, – пробормотала она виновато, глядя на неподвижную фигуру под одеялом. И, ступая на цыпочках, приблизилась к кровати и положила на стоявший рядом стул бумажку в синих разводах – письмо Вассиана. Прочтет его тетя Дуня – и у нее с души хоть немного отляжет. Станет о муже думать – и забудет о племяннице беспокоиться. А там, глядишь, Маруся воротится.

Девушка вышла из комнаты и принялась торопливо одеваться. Гимнастерку и штаны натянула прямо на платье – так и сидели ловчее, и телу приятней. Подпоясалась вздержкой, кусок которой отрезала от мотка бечевки, найденного в сенях, и стала обуваться. Сапоги оказались настолько грубы, что никакие портянки не помогали, и Маруся приуныла: в два счета мозоли набьет на ногах. Она подумала-подумала, потом отрезала еще кусок бечевы и, связав сандалии за ушки, повесила через плечо. Устанут от сапог ноги, и будет в лесу сушь – можно на время сандалии надеть. Неведомо, сколько идти придется, а ногам нужен роздых от неудобной обуви, это всем известно. На городских и сельских улицах летом можно просто разуться и шлепать босиком, а на лесной тропе в два счета обезножеешь. Сандалии еще как пригодятся!

Насупившись, как будто злясь на те сомнения, которые продолжали ее терзать, словно злые осенние мухи, Маруся повязалась платочком, подошла к зеркалу, висевшему в горнице, и проворчала, глядя на свое нелепое отражение:

– Не то баба, не то солдат.

Вернулась на кухню, взяла краюшку хлеба, два огурца и увязала в тряпицу щепотку соли. Надо было бы прихватить с собой воды, но не нашла, куда налить. И тут ее словно подтолкнуло что-то – открыла тот самый сундук, из которого взяла одежду. Там были аккуратно сложены всякие хозяйственные мелочи: мотки проволоки, мешочки с гвоздями, молотки, обрезанные голенища от сапог, дратва и ком вара для подшивки валенок, несколько рыболовных крючков и леска, намотанная на деревяшку. Маруся нетерпеливо осмотрела все это удивительное богатство (нет, в самом деле, она и не подозревала, что дядя Вассиан такой бережливый и запасливый, хозяйственный такой!) и почему-то даже не удивилась, нащупав круглый бочок латунной фляжки, вроде солдатской. Наверное, она и впрямь была солдатская – мятая-перемятая, с тугой крышкой. Может, Вассиан Хмуров с ней на фронте был – он же воевал в империалистическую, а воевал ли в Гражданскую, о том Маруся и слыхом не слыхала... Вполне может быть, он сражался на стороне белых, хотя сейчас это Марусю не волновало ни на грамулечку, ни на минуточку. Она хотела одного – скорей собраться и уйти. Словно некая дверь распахнулась внезапно перед ней – и могла так же внезапно захлопнуться.

Конечно, если проснется тетя Дуня, если ударится в плач, у Маруси не достанет сил ее бросить. Значит, скорей, скорей в путь!

Девушка опрометью кинулась из дому, воды во фляжку зачерпнула уже из дождевой бочки, на ходу закрутила крышечку, пробежала огородом, перелезла через забор и ринулась к лесу так стремительно, как если бы ее гнали палками, да еще свистели и улюлюкали вслед.

Но тихо, тихо было вокруг, словно вымерло все в Падежине, словно вымерло... Лишь сонная рыжая шавка из-за ограды последнего в порядке дома проводила глазами летящую к лесу Марусю и лениво, хрипло, нехотя тявкнула ей вдогонку.

Как ни странно, едва слышное тявканье было услышано Марусей и не только заставило ее замедлить бег, но почувствовать себя так, словно ей в лицо ледяной водой плеснули.

Да куда ж она так несется, интересно бы знать? В лес... Но лес – громадный! А она ведь знать не знает, куда там, в лесу, податься, в какую сторону лежит пресловутая Золотая падь, куда вообще пошел Вассиан Хмуров. Снарядилась, смотрите на нее! Сапоги напялила, сандалии на вздержке несет! Припас взяла! А идет-то куда?

Маруся даже задрожала от злости на себя. Даже слезы ее прошибли. Неужели возвращаться?!

Можно, наверное, вернуться. И спрятать походную справу. И подольститься к тетке, выспросить у нее дорогу на падь. Только не факт, что тетка дорогу знает. Опять же не факт, что скажет, даже если знает. И еще раз не факт, что у Маруси хватит решимости снарядиться в рискованный, неведомый путь снова. Сейчас ее словно ветер несет. А потом надо будет идти ногами...