Любимая девушка знахаря

Но что делать? Она ведь не знает дороги!

Маруся горестно поглядела на опушку леса, на частокол деревьев. Березы, осины, изредка елки, дубы. Все деревья ровные такие. Только одна пара берез-кривулек – склонились друг к другу под углом, да еще у одной березки ветка свесилась косо. Все вместе очень похоже на букву А. Белые стволы ярко выделяются на фоне темного дубняка, словно некий знак.

Буква А... «Пойду под аз», – написал Вассиан Хмуров. Да ведь буква А раньше, до революции, называлась аз!

Маруся сорвалась с места так споро, что шавка даже отпрянула. Да что проку, даже если бы и бросилась следом? Маруся мчалась под аз, и не было сейчас в мире силы, способной ее остановить.

Шавка не бросилась – только снова тявкнула вдогонку.

* * *

– Мне бы сестру Пелагею повидать, – сказал Леший, приникнув к монастырским воротам.

Алёна топталась рядом, постукивая каблуком о каблук и пытаясь что-нибудь за воротами узреть. Они были, впрочем, довольно плотно закрыты, из-под них виднелись только полы черного одеяния и валенки, в которые была облачена высокая фигура – очевидно, женская, ибо монастырь все-таки был женским.

– На что она вам? – спросил суровый голос – тоже, очевидно, женский, но очень уж неприветливый и как-то особенно сварливо-скрипучий.

– Насчет росписи побеседовать, – пояснил Леший. – В смысле насчет восстановления фресок в старой церкви монастырской.

– Хм, – неприветливо проскрипела фигура. – Новые новости! Выдумают же. Лишь бы деньги прихожан невесть на что потратить.

– Как это – невесть на что?! – изумился Леший. – Церковь в плохом состоянии – значит, надо ее восстановить, чтобы, значит... чувства верующих... ну...

Алёна подмигнула своему запутавшемуся приятелю и произнесла одними губами:

– Намоленное пространство должно выглядеть благолепно!

– Намоленное пространство должно выглядеть благолепно! – немедленно озвучил подсказку Леший.

Однако это не произвело никакого впечатления на фигуру за воротами. Скорей наоборот.

– Много вы в намоленном пространстве понимаете, фарисеи! – фыркнула она. – Сами небось ни одной молитвы не знаете, а туда же...

– Как не знаю? Конечно, знаю! – обиделся Леший и отчеканил: – Отче наш, иже еси на небеси, да святиться имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя – во веки веков, аминь!

– Избави нас от лукавого, не введи нас во искушение... – по мере сил помогала Алёна.

– Подите отсюда, глумцы! – сурово резюмировала фигура. – На небеси... «На небесех» глаголить надо, какое еще «небеси»! С таким-то знанием слова Божьего и лезть к Божьему лику? Да никогда, покуда я жива!

– Извините, – не унимался Леший, – вы не могли бы представиться? Насколько я понимаю, такие вопросы решает мать-настоятельница или как минимум сестра Пелагея, а не, простите, привратница, коей вы, как я понимаю, являетесь.

– Перед Богом все равны, – последовал величественный ответ. – Всякая овца ему угодна и им обласкана. А вы убирайтесь восвояси, богохульники, есть тут у нас уже художники, без вас обойдемся.

– Понятно, – буркнул Леший. – Значит, и святые места москвичам продаете?

– Идите, идите своим путем, кощунники! – заверещала привратница. – Больно много вы понимаете! Не судите, да не судимы будете!

– Сестра Зиновия! – послышался издалека женский голос. – На кухне тесто перестаивается, а вы разговоры разговариваете!

– Иду, сестра Елизавета, – совсем другим тоном, вовсе даже не скрипучим, запела фигура. – Иду, моя хорошенькая, в миг един пироги в печку вскочат. Тут нецыи наезжие речи ведут богопротивные, вот я и заворотила их прочь! – И снова зашипела в воротную щель: – Идите, говорено же, есть у нас художники, наняты уже и работать начали!

Ворота со стуком сомкнулись, лязгнул засов. Послышался скрип снега под удаляющимися шагами. Чудилось, что сестра Зиновия доругивается, уходя.

– Мать честная... – охнул ошеломленный Леший. – Вот тебе и Зиновия. Цербер и Аргус в одном флаконе, а не Зиновия. Слушай, а как она нас клеймила? Богохульники, глумцы, кощунники и еще... как их... Немые, что ли? Но я вроде бы очень красноречиво с ней общался, чего ж немые-то?

– Да не немые, а нецыи, то есть суеверы по-старославянски, раньше так язычников называли, – пояснила Алёна. – Ну и что теперь с росписями будем делать?

– Да ничего не будем. Поедем домой, не ломать же монастырские ворота, – пожал плечами Леший. – Понятно – опоздали мы. Феич, наверное, был не в курсе, что заказ уже пристроен. Да ты знаешь, я сильно и не огорчился, если честно. Общение с Зиновией все настроение убило.