Любимая девушка знахаря

Наша героиня пыталась повернуться и посмотреть, но не могла. Подергалась – и тут же сквозь гул успокаивающейся после обвала земляной тощи донеслось угрожающее потрескивание. Причем стало понятно, что потрескивание вызвано ее резкими движениями.

Она испуганно замерла. Что делать?!

– Эй, ты где? – раздался рядом встревоженный мужской голос.

Алёна от неожиданности подскочила так, что треск раздался вновь. Только на сей раз прозвучал еще громче и гораздо ближе, и она опять замерла.

– Тихо, не дергайся! – скомандовал голос. – Лежи, а то...

– Кто... Кто здесь? – шепнула Алёна.

– Угадай с трех раз, – огрызнулся голос.

До Алёны дошло, сколь глупым был ее вопрос. Нет, ну в самом деле, кто еще тут, в злосчастном подземелье, мог оказаться?

– Понтий, ты?

– А ты думала кто, подполянник, что ли? – сердито огрызнулся тот, и Алёна не поверила своим ушам.

– Ты знаешь про подполянника?! – изумленно воскликнула она.

– Тихо! – прошипел Понтий. – Над тобой такое нагроможденье, что я не пойму, как оно вообще держится. Похоже, кошмарный завал может не только от резкого движения, но и от громкого звука обрушиться. Как лавина в горах.

Алёна замерла. Кажется, даже кровь у нее в жилах остановилась.

– Главное, практически ничего не видно, только какие-то общие очертания, – проворчал Понтий. – У тебя фонаря, случайно, нет?

– Был, – чуть шевеля пересохшими губами, выговорила Алёна. – Но он погас, и я его бросила. Или выронила... толком уже не помню.

– Да не напрягайся, неважно, – утешил Понтий. – Главное, фонаря нет. И не будет. А на улице уже совсем стемнело. Судя по тому, что воздух сюда проникает, пара щелей еще осталась, но толку от этого никакого.

– Слушай, погоди... Ведь скоро придет твоя тетка, и, может, с ней будут Феич с Лешим... – начала было Алёна, однако Понтий раздраженно прошипел:

– Вот только про леших не будем, ладно? Твоей мифологической чепухой я по горло сыт! На всю оставшуюся жизнь накушался, дорогая кикимора!

– Да нет, – тихонько усмехнулась Алёна, – Леший – это прозвище моего... моего двоюродного брата. Ну, того художника, с которым мы к Феичу приехали.

Конечно, она могла бы выразиться более точно: «Того художника, «Форд» которого ты нынче в овраг свалил», – но сочла подобную формулировку некорректной в сложившихся обстоятельствах. Все-таки ее спасение сейчас целиком зависит от Понтия. Так зачем его злить? И вообще, кто старое помянет...

– Правда брат, что ли? – недоверчиво проговорил Понтий. – Ну, раз так...

Он умолк, оборвав фразу, и Алёна не поняла, что он, собственно, хотел сказать.

 Из записок Вассиана Хмурова

Что рассказал дядька Софрон

«На первый взгляд это было самое разумное решение – ведь известно, что фальшивый Стрекалов пробирается в столицу. Однако тот жандарм по фамилии Хомутов не намеревался упустить из своих рук беглого боевика, ради поимки которого он когда-то положил столько сил. Депеши были немедленно отбиты по всем направлениям, расходившимся от Перми, поэтому уже на подъезде к Нижнему путникам снова пришлось уходить от погони. И вот тут-то Софрон повез их тем путем, который не единожды описывала ему покойная мать. Он отвернул от Арзамасской дороги влево, на Богородск, и там почти наудачу свернул снова влево, где стоял покосившийся крест – своеобразный указатель на Богоявленский женский монастырь. Именно близ него лежала деревня Падежино, откуда два десятка лет назад были выселены семьи пришедших из рекрутчины солдат и отправлены по разнарядке на далекий Амур.

В деревне появляться всем троим было никак нельзя. Если Софрон не вызвал бы своим простодушным крестьянским обликом подозрений где угодно, то барственный, породистый Максим и странная, с совершенно не привычной здешнему глазу внешностью Тати неминуемо насторожили бы падежинцев.

Софрон загнал тройку в лес и выпряг лошадей. Беглецы скрылись в чаще. Софрон привел их на заброшенные вырубки, о которых слышал от отца. Это было дурное место – от недалекой мари исходили болезнетворные миазмы, лесорубы и промысловики обходили то место стороной. Однако приамурцы в тамошнем причудливом климате привыкли ко многому. К тому же они не собирались тут засиживаться до осени, когда наступала совсем уж гиблая погода, надеялись, что так или иначе выход найдут. Пока что на месте бывшей вырубки поставили кое-как жилуху – зимовье, как называют в Приамурье, – и решили пересидеть некоторое время.