38  

Так размышляя о трудной судьбе частного детектива, я полез в портфель за сигаретами и неловко толкнул его. Он скатился на пол, посыпались бумаги, ручки и видеокассета.

Увидев ее, я хлопнул себя рукой по лбу. Это ж надо так закрутиться! А может, разгадка вся там. Не зря же ее мне передали! И быстро-быстро пошел к комнате психологической разгрузки, к видеомагнитофону.

* * *

Они достаточно долго колесили по Москве, останавливаясь у разнообразных учреждений, застревая в пробках, ныряя в тоннели и кружа по дворам. Где-то на втором часу пути, сидя в пробке на Кутузовском, водитель заявил, что он дальше ехать не намерен, и Дима, расплатившись с ним, пересел в стоящее рядом такси. Объяснив таксисту его задачу, Дима снова стал молча и сосредоточенно смотреть на габаритные огни медленно двигающейся впереди бронированной машины.

Как раз в этот момент в броневике охранник спрашивал у водителя:

– Посмотри, этот хрен на «восьмерке» по-прежнему у нас на хвосте висит?

– Не, налево свернул, – ответил водитель, глянув в зеркало.

– Ну, туда ему и дорога, – удовлетворенно сказал охранник. – Значит, померещилось. Гони тогда напрямую.

Такси пристроилось за инкассаторской машиной. Причем таксист оказался очень сообразительным, он не вел прямое преследование, а срезал путь по проходным дворам.

– Что вы делаете? – тревожился Дима. – Мы же их потеряем!

– Не боись, пацан, не потеряем, – весело отвечал водитель, косясь на методично щелкающий счетчик.

Преследуемые так ничего и не заподозрили. Никто не обратил внимания на безликое такси, похожее на сотни таких же.

После того как выехали за город на Волоколамское шоссе, таксист придержал машину и отстал от инкассатора. Теперь уже трудно было бы потерять из виду такую приметную ярко-желтую тачку на сером шоссе.

Километров пятьдесят они прошли, когда броневик притормозил и свернул налево.

– Уходят через посадки, – сказал таксист. – Думаю, тебе лучше тут выйти и дальше идти пешком – неподалеку их гнездовье, можешь быть уверен. Там дорога заканчивается.

Дима расплатился, отдав последнее, что у него осталось. Водитель покачал головой, подождал, пока он захлопнет дверь, и с пробуксовкой тронулся с места.

Дима спустился с дороги в перелесок и пошел по неширокой дороге, укатанной колесами автомобилей.

* * *

В комнате психологической разгрузки не было никого, кроме психоаналитика Ананьева, который лежал на софе с пультом в руках и задумчиво смотрел по видику «Шестое чувство».

– Привет, Олег! – Мой тон был насколько можно непринужденным.

– Здорово, – ответил он, не отрываясь от экрана.

– Слушай, тебе еще долго искусством наслаждаться?

– А что? – лениво спросил психоаналитик, нажимая на паузу.

– Там такое дело... – Я не знал, что придумать, под каким предлогом отогнать его от телевизора.

К счастью, вошла медсестра – она показалась мне гораздо симпатичнее Инночки, и я Ананьеву втайне позавидовал – и приятным голосом объявила:

– Олег Валерьевич, вас ожидает пациентка.

Тот вздохнул, нажал на стоп и прошипел:

– Ну, смотри свою порнуху, счастливчик!

Я вежливо улыбнулся, потом запер за ним дверь на щеколду, вставил кассету и нажал на «рlay», предварительно смотав кассету на начало.

Минут пятнадцать я смотрел и недоумевал, потому как просто не мог понять происходящее на экране. Мне показывали какое-то домашнее видео: семейный отдых на природе, чей-то день рождения, бытовые зарисовки и все – с участием совершенно незнакомых мне людей. Наверно, произошла какая-то ошибка. Я стал обладателем видеокассеты, которую ждет какая-нибудь бабушка от своих любимых внуков.

Только я поднял пульт, чтобы выключить эту лабуду, как картинка на экране резко изменилась и я увидел какую-то комнату с диваном, на котором сидел не кто иной, как Роман Ураев собственной персоной. И обращался он ко мне. Видеопослание, как в детективе.

Я прибавил громкость. С каждым услышанным словом мне становилось все страшнее и страшнее.

– Дорогой Вовка! – говорил Роман сбивчиво. – Ты, наверное, единственный в этом городе, кто меня поймет и мне поверит. К тому же все это и тебя касается некоторым образом. Знаешь, я по натуре всегда был человеком спокойным и больше всего на свете не любил совать нос в чужие дела. Меньше знаешь – крепче спишь.

Роман криво усмехнулся, прокашлялся и снова заговорил в камеру:

  38  
×
×