42  

В общем, я и записку-то эту составляю на тот случай, если все окончательно смешается. Протягиваю руку помощи себе, безумному, сую спасительную конечность в бездну, которую люди, лишенные воображения, буднично именуют «будущим».

– Какой же я молодец, – бормочу. – Вот и пригодилась эта записка. Не могу сказать, будто мне теперь все понятно, но… Хоть что-то! По крайней мере, я очень хорошо знаю, о каком городе речь…

Веня вопросительно поднимает брови. Позиционируется в качестве свидетеля монолога. Напоминает, что у меня есть слушатель. Повезло, нечего сказать. Причем обоим. Хотите, доктор, я вам все объясню? Только чур потом локти не кусать.

– Мне кажется, что я провел там несколько месяцев или лет – с восприятием времени у меня, как ты понимаешь, вообще полная лажа… И у меня была теория. Хорошая такая теория, фундаментальная. Дескать, я сам его и выдумал. А он, выдуманный мною город, каким-то неведомым образом осуществился. Мне все казалось – еще немного, и я пойму механизм этого чуда, буду точно знать, стечение каких обстоятельств необходимо для овеществления мечты… Сложносочиненный такой бред, да? Все люди как люди, ежели с ума сходить – так мания преследования какая-нибудь простенькая и понятная, на худой конец – голоса или там инопланетяне. А я выпендрился…

– Знаешь, я бы, пожалуй, съездил на экскурсию в этой твой бред, – вдруг заявляет Веня. – Красиво излагаешь, собака! Мне бы там, наверное, понравилось.

35. Оборотничество

При прибытии в место обитания своей суженой (часто относящееся к хтоническому миру) герой <…> переживает действительное или мнимое состояние немощности («полусмерти»)…


Молча киваю. Да, наверное. Понравилось бы. Если бы… Если бы да кабы во рту выросли грибы. Галлюциногенные. Вот, у меня уже, кажется, выросли. Хорошее объяснение. Наилучшее из возможных.

– И надо бы открыть третий файл, – говорю, наконец, – да вот рука не поднимается… Блин. Налей мне, что ли. Для храбрости.

– «Автоответчик» называется, – утешает меня Веня, протягивая бокал. – Все же не «Апокалипсис». Не «Рагнарёк» даже. Там, наверное, что-нибудь совсем безобидное и нафиг нам сейчас не нужное. Может быть, ты просто коллекционировал смешные монологи чужих автоответчиков? Или на свой собирался что-то остроумное наговорить. А?

– Сейчас, – вздыхаю, – проверим. Храбрости, правда, ни в одном глазу… Но одной рюмкой природу не исправишь.

– Рюмкой – нет. Тут иной тарой надо оперировать.

Вместо того чтобы «оперировать тарой», открываю наконец файл. Читаю. Поначалу не понимаю ничего.

24.09.92

Вчера какая-то старушка в булочной обозвала меня пижоном, вдохновившись не то брусничным оттенком моего плаща, не то формой твоих любимых солнцезащитных очков (кстати, и не надейся, что я верну их тебе в ближайшее время: во-первых, они дают мне возможность смотреть на мир как бы твоими глазами, а во-вторых, я в них неотразим). И стало мне хорошо, и ушел я вприпрыжку, прижимая к груди увядающий батон. А потом я спросил себя, почему так обрадовался этому упреку, и, кажется, нашел ответ. Я и правда хочу быть (или хотя бы слыть) пижоном, поскольку в глубине души уверен, что отчаянное, упрямое сопротивление миру – это и есть пижонство, самая редкая и благородная его разновидность. Возможно, самая опасная, но единственная сулящая надежду. Можно перевернуть мир, не имея даже пресловутой «точки опоры» – из чистого пижонства. Ага?

– Очень мило, – говорю растерянно. – Хорошо излагаю, да. Но к чему это? И при чем тут «автоответчик»?

– Ты меня спрашиваешь?

– Нет. Того хмыря, который отражается в оконном стекле.

– Кто еще?! – Веня дикими глазами смотрит на окно.

– Да нет. Никаких чудовищ. Я себя имею в виду. Себя.

– Тоже ничего себе Годзилла! – К моему другу-брату-ангелу-хранителю возвращается хорошее настроение. – А дальше там есть что-то?

– Там до фига всего есть. Пара десятков страниц.

– Ну вот и…

– Сейчас.

Послушно читаю дальше, спотыкаясь о пробелы.

Пижон ты и есть, кто ж еще!

Очки забирай, не жалко. Но учти, они вышли из моды еще в прошлом году. Что, уже передумал? Вот и молодец.

Теперь о главном. Что касается увядшего батона – неужели его дела действительно так плохи? Это прискорбно. Ибо я сегодня объявлюсь не позднее девяти вечера. Но боюсь теперь, что ты принудишь меня к совместному угрызанию твоей вчерашней добычи.

  42  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×