Боргильдова битва

— И сим унизить меня?! — возопил великан, потрясая молотом. — Чтобы потом говорили, мол, невелика доблесть — взять верх над безоружным, и смеялись бы мне в спину — смотрите, вот идёт Груммог-нидинг, напавший на бросившего копьё?!

— Если так настаиваешь, не брошу, — пожал плечами О дин. — Всё, о чём я прошу тебя, храбрый Груммог, — подними свой стяг рядом с моим. Грядущие Семеро — такие же враги тебе, как и мне. Спроси троллквинн своего племени, тебе они не солгут.

— Никогда мой стяг не поднимется рядом с твоим! — от рыка гримтурсена задрожала земля. — Ты мой вечный враг, Ас воронов, от рождения до самой смерти! Сейчас ты гость Ётунхейма, и проклят будет тот великан, что нападёт на тебя или причинит тебе обиду, кто станет смеяться над тобой или ругать поносными словами. Любой из нас позовёт тебя в своё жилище, великий Ас, и устроит пир в твою честь, но никто, слышишь — никто! — не станет сражаться за тебя и твоих!

— Ошибаешься, могучий Груммог, — хекса Лаувейя раздвинула толпу. Сейчас она предстала в своём истинном виде — великанша, куда выше Отца Дружин и шире его в плечах. Наряд троллквинны ни в чём не отличался от одежд других пришедших на тинг женщин народа гримтурсенов, разве что вышивка на подоле длинной юбки да на отороченной мехом безрукавке смотрелась богаче и изощрённее.

— Ошибаешься, — повторила она, останавливаясь напротив возвышавшегося подобно башне гримтурсена. На Одина она не смотрела, словно тут его и не было. — Я подниму свой стяг рядом со знаменем Аса воронов. Я Лаувейя, давшая вам новые руны. Я смотрела в глаза Семерым. Я знаю, что несут они с собой. Поэтому я стану сражаться рядом с асами.

— Решите на тинге промеж себя, — подхватил Отец Дружин. — Я не правлю народом гримтурсенов. Но приму как брата или сестру любого из вас, кто решит, что с Семерыми надо покончить первее, чем с асами. А теперь прощайте! Моя дорога лежит в Муспелль. И я должен сделать то же, что и здесь — убедить их сражаться за Хьёрвард, Ётунхейм и другие части нашего мира так же, как если бы они сражались за своё собственное владение.

Великаны проводили его тяжёлым молчанием. Никто в открытую не встал ни за Груммога, ни за Лаувейю. По вьющимся меж скал тропинкам на тинг спешили новые и новые гримтурсены, и Старый Хрофт подумал, что его время здесь закончилось.

Лаувейя не проводила его и взглядом.

(Комментарий Хедина: история весьма поучительна. Сперва Отец Дружин втолковывает нам всем, насколько важно объединить рати всех семи царств, а потом сам делает всё, чтобы оттолкнуть инеистых великанов. Можно спорить, к чему привело его упрямство, он поминает недопустимость обмана для богов, и тут я с ним согласен, но разве не прямая обязанность бога пожертвовать собой ради спасения вручённого его попечению мира?.. Это звучит изрядно по-ракотовски, должен признать. Очевидно, дело в балансе, в сохранении равновесия. И, быть может, истинная божественность и заключается в умении видеть, когда от тебя требуется пожертвовать честью, а когда — гордо держать свой стяг, так, чтобы было видно издалека?..

Дальше следует вставка, на пергаменте, но похуже качеством, грубой выделки. Запись странна: явно ученическая рука старательно выводила руны. Похоже, что кто-то записывал рассказ Старого Хрофта, кто-то, кому он доверился в нескончаемые годы своего одиночества. Что ж, можно лишь немного порадоваться за Отца Дружин, встретившего кого-то, заслужившего право на подобный рассказ. И я бы порадовался, но… в конце страницы той же рукой последняя пара фраз записана буквами, знакомыми моему Поколению, алфавитом Истинных Магов. И это наводит на размышления…)

* * *

Вновь мчится над облаками и туманами стремительный Слейпнир, но на сей раз путь его хозяина лежит далеко от привычных дорог и путей Хьёрварда или Митгарда. На дальний юг, на заокраинный полдень, к дому жары и суховеев, к местам, где нет воды, и потому жить там могут одни лишь огненные великаны, подданные безжалостного Сурта.

Загадочный Муспелль, где не признают власти асов, но и не враждуют с ними напрямую. Рати этого царства никогда не подступали под стены Асгарда, вообще никогда не покидали своих пределов. Для чего он создан, этот Муспелль, «где всё горит и пылает», в чём его предназначение?

Никогда доселе никто из асов не искал разговора с Суртом. На самой заре этого мира, когда не было ещё ни Валгаллы, ни радужного моста, и молчаливый Хеймдалль не стоял на страже у Бифрёста, когда Земля ещё не обернулась Фригг, чтобы стать женой Старому Хрофту, сделав его Отцом Богов, и сама сделавшись их Матерью — в те времена, когда О дин вольно странствовал по обширным равнинам Митгарда, их пути с Суртом один раз пересеклись.