Отражение в мутной воде

При виде Райки все друзья и знакомые Деспиллера сделали большие глаза, а у Софьи Васильевны случился гипертонический криз, однако Димка настолько ошалел от любви, что Георгий не сказал ему ни слова в упрек. Впрочем, Раиса такой возможности просто никому не предоставляла: она без умолку трещала о городе Тирасполе, где ее отец имел премиленький подвальчик под гаражом с «Волгой», и в том подвале стояли две цистерны с молодыми, игривыми «Лидией» и «Изабеллой»… И вот именно в этот город, к этому папе, который являлся лучшим другом директора коньячного завода «Квинт», – именно туда и собиралась увезти Раиса своего молодого супруга в свадебное путешествие!

Георгий тихо ужаснулся – и купил Раисе в качестве свадебного подарка билет до Чикаго и обратно. Именно там, ровно через неделю, открывался какой-то математический конгресс, куда уже год зазывали Деспиллера, – разумеется, за счет принимающей стороны. Теперь его могла сопровождать жена.

Райка взвизгнула от счастья и сказала, что им с Димой в новой квартире (еще один свадебный подарок от дяди Кости и «Кайге» совместно) совсем не помешала бы французская кровать. Георгий плюнул – и подарил еще и кровать. При доставке оной он присутствовал, и, хотя Деспиллер в это время находился рядом, у него возникло ощущение, что именно с ним, с Георгием, а не с законным супругом Райка желала бы обновить роскошное ложе…

«Прощай, друг!» – подумал Георгий и бежал из этого дома, дав себе слово никогда там не появляться.

Теперь они с Деспиллером виделись только на работе. Георгий даже домой его не зазывал, опасаясь, что тот явится с женой. Он уже начал забывать о ее существовании, когда она вдруг возникла в лаборатории и потребовала аудиенции.

По причине еще не начавшегося отопительного сезона Райка была упакована в желтый мохеровый свитер с высоким воротом. Черные джинсы также смотрелись очень миленько, и Георгий имел возможность убедиться, что ноги у нее, возможно, и волосатые, но отнюдь не колесом. Это его несколько примирило с действительностью: он принял Райку в своем кабинете и даже кофе предложил.

Райка молчала, помешивая ложечкой в чашке. И вдруг Георгий заметил, что она плачет: беззвучно, но обильно – слезинки капали в кофе, а некоторые жемчугом-бисером рассыпались по желтому мохеру.

«Ну, все, – обреченно подумал Георгий, вспомнив, что Деспиллер вот уже два дня приходит на работу в разноцветных носках. – Сейчас она скажет: «Я так больше не могу, этот придурок загубил мою жизнь, а ведь я была рождена для другой жизни!»

– Жора, – жалобно прошептала Райка, – Жорик, ты должен меня понять. Я больше так не могу. Каждый день я чувствую себя дурой, которая губит великого человека. Он рожден совершенно для другого, а я преградила ему путь к мировой славе!

Георгий онемел, даже никак не отреагировал на «Жору» с «Жориком». Райка всегда называла его этими идиотскими именами, потому что Тирасполь-то в двух часах езды от Одессы.

Он изумился – и молчал.

Впрочем, в его ответе особой нужды и не было: Райка открыла не только шлюзы слез, но и фонтаны красноречия. Она говорила без умолку, но Георгий, обладавший аналитическим умом, легко отделил зерна от плевел и свел смысл сказанного Райкой к трем пунктам:

1. Она подавлена величием своего супруга-мыслителя и считает себя недостойной его.

2. Она обожает вышеназванного супруга-мыслителя и мечтает обеспечить наилучшие условия для парения его математического гения, которому удалось доказать необходимость коренной перестройки всех «ферм» в мире. (Да нет, звероферм! – не удержался от насмешки Георгий, но Райка не поняла юмора.)

3. И наконец: поскольку Деспиллер полнейший болван, идиот и кретин и почему-то не хочет принять предложения как минимум пяти зарубежных университетов и жить припеваючи, заботы о благосостоянии семьи ложатся на конопатые Райкины плечики.

– Ты что, работать собираешься? – осторожно спросил Георгий, заранее не веря ушам.

Райка кивнула с видом Сонечки Мармеладовой, собирающейся идти на панель.

Пришлось поверить глазам…

– Слушай, но ведь Димка получает в «Кайге» четыре тысячи баксов в месяц, – в растерянности пробормотал Георгий. – Я могу, раз такое дело, подумать о прибавке. Скажем, пять, а? Не бог весть что, конечно, но все-таки жить можно. Сколько это – около тридцати деревянных «лимонов»?

Райка даже подскочила на стуле. Смысл ее нового словесного потока Георгию после некоторых усилий удалось свести к одному пункту: Раиса не желает пользоваться подачками, а должна иметь то, что ей положено по праву. В смысле, Диме положено, но это все равно.