Отражение в мутной воде

…Возможно, он уже думал по-английски, и эти последние мысли определили то, что случилось потом…

Валентин снял шлем, и Георгий с облегчением вздохнул – он уже немного отвык от этой процедуры.

– Неужели правду говорят, будто человек во время сканирования ничего не чувствует? – спросил Валентин, зачем-то переворачивая шлем и заглядывая в него, точно в кастрюлю.

– Чувствует как бы легкое головокружение, но не отдает себе отчета, что именно с ним происходит, – объяснил Георгий. – Просто я знаю, что должно происходить, поэтому и говорю с уверенностью.

– То есть если бы произошел какой-то сбой в программе, вы успели бы это ощутить? – допытывался Валентин.

– В каком смысле сбой? – удивился Георгий. – Сам по себе никакой сбой не произойдет. Другое дело, если во время сканирования кто-то захочет нажать красную кнопку…

Красная кнопка, окруженная защитным пластиковым колпачком, предназначалась для стирания записи. Георгию не хотелось даже думать о том, что произойдет, если во время сканирования колпачок будет снят и кнопка нажата. Полная амнезия – это на пятьдесят процентов вероятности! На остальные пятьдесят – частичная, с уничтожением самых глубоких слоев памяти.

– Да, – мечтательно проговорил Валентин, – Пидор наш застрелится, если узнает, что вы приходили на сканирование, а его при этом не было. Ох и надает мне по башке, что не воспользовался моментом! Он-то все выдумывал благовидные предлоги, чтобы вас сюда заманить. До-орого бы дал, чтобы оказаться сейчас на моем месте!

– Почему? – спросил Георгий, вглядываясь в лицо Валентина.

Тот хрипло хохотнул – и в ту же секунду Георгий понял, что ему показалось странным. Валентин был просто-напросто пьян!

Не до положения риз, конечно, однако изрядно.

Помнится, Георгий сначала удивился, что сразу ничего не заметил, никакого запаха не почувствовал. Потом испугался, что в таком состоянии Валентин включал столь деликатный прибор, как сканер. И наконец, подумал: своего шефа Валентин, похоже, ненавидит… И только после этого он понял, в чем дело.

– А что, Виталий поиграл бы красной кнопочкой? – спросил Георгий и сам удивился, как хрипло прозвучал его голос при этом вроде бы невинном вопросе.

– Да-с! – ухмыльнулся Валентин. – И еще как-с!

«Как-с, – тупо повторил про себя Георгий. – Как-с… Какое гадостное словцо, однако!»

– Но почему?

– Н-ну! – развел руками Валентин и покачнулся. – Я предполагал, что вы сообразительнее! Все-таки у Пидора на морде написано, что он подлец!

Но ничего такого на морде у Пидора написано не было, вот в чем беда…

– Нет, я имею в виду, почему ты вдруг решил об этом сказать?

– Ничего не вдруг-ук! – икнул Валентин. – Я это давно для себя решил, только повода не мог найти.

Георгий прикинул. Сканер находится в Бюро уже три месяца. Девяносто дней. За это время можно найти как минимум девяносто поводов встретиться с человеком, которого хотят с помощью его же собственного изобретения превратить в идиота, а то и убить.

Странно: это известие его не очень удивило. Все-таки с первого момента встречи интуитивно знал, что Виталий на многое способен. Есть люди, от которых так и исходит эта потенциальная готовность: не к подвигу, так к убийству. И тут он вдруг понял, что Виталию уже приходилось убивать: может быть, даже не раз. А вот в Валентине этой готовности не ощущается…

– И все-таки – почему решился сказать? – настойчиво повторил он, пытаясь не обращать внимания на телодвижения Валентина.

– Это самое малое, что я мог сделать для моего спасителя, – хохотнул Валентин, но смех его прозвучал слишком уж неестественно.

– Какой еще спаситель, что ты ерунду… – Георгий осекся. – Неужели?..

– Припоминаете-с, вижу-с! – кивнул Валентин. – Так точно-с: Коктебель-с, два годочка тому назад-с!

Два года тому назад, когда Георгий наведался на суверенную Украину, а точнее – в Крым, в Коктебель, однажды разыгрался шторм. Слегка подогретый вином, Георгий решил доказать своей тогдашней девушке… как же ее звали? Оксана, что ли? А может, Олеся? Или вовсе какая-нибудь Одарка – ведь она приехала, кажется, из Львова? Решил, стало быть, показать ей удаль свою молодецкую не только в постели, потому заявил о своем намерении искупаться в шестибалльной волне. Однако, выйдя из теплого и душного коттеджа, пропитанного винными парами и ароматами разнузданного секса, увидев эту самую шестибалльную волну, русский герой мигом протрезвел и решил не кончать самоубийством молодую жизнь. Требовалось выдумать предлог для достойного отступления. Он ничуть не сомневался: Олеся – или как ее там? – вцепится в него и начнет умолять не дурить, однако эта развратница, похоже, оказалась агентом украинских националистов; она с явным удовольствием предвкушала неминуемую гибель проклятого москаля в бурных волнах Черного моря, на которое Украина обладала бесспорными правами. И Георгий с ужасом понял: отступить, то есть уронить себя в глазах всех бывших братьев славян, он просто-напросто не может. Нет, оказывается, в нем такого чувства, которое обеспечивало бы отход с завоеванных рубежей. Уж такова его, Георгия, природа.