Имидж старой девы

Целый день меня трясло и колотило так, что даже Маришка это заметила. Принялась угрызаться совестью: дескать, совсем замучила меня, дескать, страшная эгоистка – превратила меня в какую-то няньку, заэксплуатировала, – так что вечером мне не составило никакого труда убежать якобы на прогулку. А на самом деле – на свиданку. Первую свиданку в жизни Катерины Дворецкой!

Около Сакре-Кер всегда толпы туристов, а нынче вечером было что-то просто-таки страшное. И это несмотря на пронизывающий ветер, который вдруг обрушился на Париж! Я моментально замерзла, поэтому Бертран предложил пойти где-нибудь погреться, а заодно поужинать. Я согласилась, и он привел меня на пляс Пигаль!

Интересно, сколько раз перевернулся в гробу этот бедолага Жан Батист Пигаль, скульптор восемнадцатого века, с тех пор как его имя увязали с названием самого распутного местечка в мире? С другой стороны, кто знал бы о нем спустя двести пятьдесят лет, кроме тех, кому довелось любоваться мифологическими персонажами, изваянными его рукой, а также не самой симпатичной статуей обнаженного Вольтера? А теперь имя Пигаля у всех на слуху. Слава сомнительного свойства, хотя не мне эту славу судить. Сама хороша!

Между прочим, публика в этом рискованном месте выглядит вполне прилично. Никаких символических юбок, черных кружевных чулок, высоченных сапог и бюстгальтеров на меху. Такое ощущение, что мы сидим на некоем экскурсионном островке, а вокруг плещется, как море, пляс Пигаль со своими секс-шопами, видеосалонами, кабачками, ночными клубами, варьете, знаменитой «Красной Мельницей» – «Мулен Руж», и, конечно, с этим множеством загадочных, волнующе вздыхающих теней, которые медленно проплывают по улице, или вдруг выглядывают из-за какой-то неприметной двери, или посиживают, маняще глядя в окошко и подпершись рукой с длинной сигареллой, из которой медленно источается синеватый слоистый дым…

У нас столик на двоих, но здесь так тесно, что возникает ощущение, будто все сидят практически за одним столом, касаясь друг друга локтями и то и дело натыкаясь ногами на ноги своего визави – это в лучшем случае. Я, например, уже два раза нечаянно пнула собачку, развалившуюся под соседним столиком, за что заслужила возмущенный взгляд ее владельца.

Так и хочется сказать – владелицы, потому что это – мальчик-девочка. Пидермон, как изящно выражаются французы. К этим ошибкам природы здесь относятся по-разному. Маришкина подружка Вероника, та самая, которая работает у «Черутти», говорит, что в модельном бизнесе, так же как и в шоу-бизнесе, пидермонов полно. Пидермоны-мальчики жутко относятся к женщинам, всячески притесняют их, мерзко хамят, выживают со службы. Упаси бог иметь боссом пидермона-мальчика, воинствующего женоненавистника! А пидермоны-девочки – лучшие подружки девушек. Разумеется, до тех пор, пока речь не идет о соперничестве за конкретного мужчину. Они обожают трепаться о косметике и всяких тряпках – кстати, Вероника уверяет: у них отличный вкус, есть чему поучиться. Однако тот «девочка», который сидит наискосок от меня, изысканным вкусом, боюсь, не отличается. Он жутко нарумянен, гель чуть ли не капает с волос, сладкий запах его парфюма перебивает даже запах мулей. Одет он, правда, в брюки и пуловер, но какие это брюки и какой пуловер! Только что кружевных оборочек на них нет! А повязанная на шейку косыночка в голубеньких незабудочках?! А изобилие перстней на пальчиках с наманикюренными ноготками? А стекляшка-«гвоздик» в ушке? Без преувеличения можно сказать, что весь он так и сверкает, как разгневанный бриллиант (какая жалость, что не я придумала это убийственное сравнение, а Скотт Фицджеральд!), когда я в очередной раз нервно дергаю ногой и вхожу в контакт с развалившейся собачонкой! Думаю, если бы не безусловно мужественная и гетеросексуальная внешность моего спутника, мне бы плохо пришлось от этой парочки пидермонов!

И поговорить в их присутствии никак не удается. Ни о наших отношениях, ни о деле.

Кончается все тем, что мы извлекаем из ракушек последние мули и, отказавшись от десерта, даже не попросив кофе, выскакиваем на улицу. Почти против двери кинотеатр, на котором фиолетовыми буквами светится название: «Pigallе». Чуть вдали разливается красное зарево над «Мулен Руж». На углу сияющая витрина предлагает девушек – мужчинам, юношей – женщинам, а также однополую любовь – тем и другим. Бертран озирается, и такое впечатление, что до него только сейчас начинает доходить, куда он меня привел. И вместо того чтобы фланировать дальше по Пигаль, он резко сворачивает вниз по рю де Марти, которая ведет прямиком к церкви Нотр-Дам де Лоретт, а там до нашего дома рукой подать.