Имидж старой девы

Поняла я это потому, что влюбилась. Может быть, вы догадаетесь, в кого? Ну да, в Кирилла.

Причем это был тот редкий случай, когда мы влюбились в него обе: и Арина, и Катерина. Арина ходила на занятия в школу танцев, где Кирилл вел уроки. Наверное, эта развратница запросто начала бы приставать к нему, но я как могла держала ее под контролем. Поэтому она только строила ему глазки – и не приближалась к нему. А он ее все-таки заметил, заметил… На свою беду.

Повторюсь: именно любовь к Кириллу придала мне силы сдерживать Арину. И я надеялась, что когда-нибудь мне удастся избавиться от противной сестрички – и в то же время перенять лучшие ее свойства. Стать свободной, раскованной, веселой, терпимой. Мне даже почти удалось это сделать! И тут в моей жизни появился Геннадий Симанычев.

Вернее, он появился в жизни Арины.

Арина познакомилась с ним на какой-то пьянке, и эти два жутких распутника (он – бабник, она – нимфоманка) сразу нашли друг друга. Они перепихнулись – и расстались, но Арина успела ему проболтаться про свою сестричку – старую деву – и пробудила у Симанычева интерес ко мне. Может быть, ему захотелось совратить унылую девственницу. Не знаю. Короче, он стал за мной следить. Расспрашивал обо мне соседей, подруг. И однажды разговорился с нашей старинной соседкой, которая отлично знала, что никакой Арины Дворецкой нет на свете, что она давным-давно умерла и похоронена в Марьиной Роще…

Симанычев был умный человек. Он еще какое-то время следил за мной, присматривался к Арине, потом умножил два на два – и получил, как и следовало быть, четыре. В том смысле, что понял, кто есть кто.

Он пришел ко мне и пригрозил, что опозорит меня перед всеми друзьями, родственниками, знакомыми, а главное, перед Кириллом. Из Симанычева получился бы классный сыщик! Он знал обо мне все, все. И знал, что значит для меня Кирилл.

Но не только в нем, конечно, дело. Я не хотела быть опозорена перед младшей сестрой, перед ее мужем, перед мамой, в конце концов. Она и так всю жизнь презирала меня – теперь получилось бы, что презирала заслуженно? Потому что я – нимфоманка-психопатка с раздвоением личности.

Нет уж, этого я допустить не могла. Я согласилась заплатить те деньги, которые он требовал.

К тому времени он уже держал в своих руках Шурика и Малютина. Шурика – вам известно за что. А Малютина…

Вы никогда бы не узнали этого, Александр Васильевич. Но Виктор сам просил вам все рассказать.

Короче говоря, Малютин служил в Афганистане. Это было в самом конце войны… У него был друг, который спас ему жизнь. А сам погиб. Но, умирая, взял с Виктора слово заботиться о его семье. Виктор уже был женат, но теперь у него стало как бы две семьи, правда, к той, другой женщине он относился как к сестре. Она была одинокая, очень строгая женщина, которая не могла забыть мужа. И вот однажды – лет пять назад – ее изнасиловали в парке два полупьяных подростка, хотя она им в матери годилась! У нее не хватило сил обратиться в милицию. Она все рассказала Виктору. Он нашел тех двух парней и отомстил им. Как надо! Понимаете, он ведь служил в Афганистане и навидался там много жестокого. Весь ужас в том, что друг его умер после того, как его кастрировали «духи». И, расправляясь с этими паршивцами, Виктор мстил как бы и за него. Один парень после этой «операции» умер. Другой выжил – ну, что это за жизнь у него будет…

О том, что совершил Виктор, никто, конечно, не знал. Даже парни не могли понять, как и откуда на них обрушилась месть…»

Дочитав до сих пор, Бергер встал и нервно заходил по кабинету. Он получил враз слишком много ошеломляющей информации, и что-то говорило ему, что впереди еще ждут открытия. Файл большой. Может быть, пока закрыть его? Передохнуть от этого водопада откровений?

Но интуиция, которая пока ни разу не ошибалась, просто-таки криком кричала, требуя читать не останавливаясь. Он снова сел перед компьютером, потер усталые глаза… и тут память, особа крайне прихотливая и непредсказуемая, взяла и выкинула на поверхность еще один куплет той старой песни!

• Здесь, как на пляс Пигаль,
• Весельем надо лгать —
• Тоскою никого не убедишь…
• Монмартр – у костра,
• Сегодня – как вчера…
• И перестань, не надо про Париж.

Бергер пожал плечами. «Ну и к чему мне это сейчас?» – сердито подумал он и, не затрудняя себя воспоминанием третьего куплета (вроде бы в этой песне был еще и третий куплет!), снова уставился на экран.