Имидж старой девы

Кстати, хозяин сам по себе – достойная внимания персона. Широкоплечий, крепкий, высокий, в кожаных штанах в обтяг, в сапогах на металлических каблуках, с заклепками, набойками на носах и даже с маленькими шпорами. Алый свитер, черная кожаная жилетка, большую голову охватывает черная шелковая косынка. Усы торчат, словно медом намазанные, бородка, орлиный нос, орлиный взор зеленых, чуть навыкате глаз, яркие губы… Пират, ну сущий пират! Все в нем гротескно, все немного чересчур, он пират книжный, киношный, опереточный, от него глаз не оторвать!..

Я и не отрываю: стою и пялюсь. Но такая яркая птица и внимания не обратит на простенькую бабенку вроде меня, его глаз горит только для тех, кто одет в тысячедолларовые дубленочки из ягнячьих шкурок, непременно швами наружу (на брюнетке зеленая, на блондинке – синяя), у кого сыплются с пальцев снопы разноцветных брильянтовых искр, на чьих плечиках болтаются текстильные сумочки минимум от Сони Рикель, чьи ножки стянуты крокодиловыми сапожками самое малое от Шарля Жордана…

Брюнетка ловит восхищенный взгляд хозяина и повторяет вопрос по-французски.

– Вам я продам все, что угодно, мадам! – восклицает пират. – Даже этот фонтан. Правда, боюсь, что могут возникнуть проблемы с доставкой. Видите ли, тут нужен как минимум подъемный кран, а он по нашим лабиринтам не проедет…

– Подумаешь! – восклицает брюнетка. – Не берите в голову. Я по гороскопу Дракон, как наш президент, а для Дракона нет ничего невозможного!

«Новорусские» фемины следуют в лавку пирата. У нее роскошная стеклянная витрина, которая на ночь, судя по всему, заслоняется тяжелыми стальными решетками. Сама лавка невелика, загромождена от пола до потолка, роскошным красоткам тесновато, и хозяин небрежным жестом велит удалиться задержавшемуся покупателю. Вообще говоря, такое небрежное движение пальцев у всех народов мира означает элементарное «Пошел вон!». Покупатель, впрочем, безропотно выскальзывает, идет прочь, но тотчас возвращается, очевидно, что-то вспомнив. Я смотрю на него… что-то знакомое чудится мне в этом благообразном, чуточку обрюзгшем лице. У него гладкие темные волосы, небольшие темные глаза, очки в металлической оправе. Когда он поворачивается ко мне спиной, чтобы войти в лавку, я вижу плешь на затылке.

Ха-ха, да ведь это мой знакомый трудоголик из СА «Кураж»! Как интересно… Для меня он и его коллеги – словно персонажи некоего сериала, который я вынужденно смотрю из своего окна, а они, оказывается, вполне живые люди. Во всяком случае, этот господин. Видимо, антиквариатом увлекается. Значит, в «Кураже» хорошо платят! Интересно, что может интересовать такого сдержанного, даже сухого на вид человека? Вряд ли статуи нагих красоток в псевдоантичном стиле. Хотя… Кто знает, кто знает!

Я вдруг чувствую на себе чей-то взгляд и оборачиваюсь. Около лавки с мебелью в крестьянском стиле – грубоватой, топорной, сказала бы я – стоит долговязый господин и смотрит на меня с явным подозрением. Подобно пирату, тоже своего рода антикварный экспонат: ну сущий денди из позапрошлого века, с этой своей тросточкой, бакенбардами и стоячим воротничком! Небось сей расфранченный до неприличия тип решил, что я тут, у фонтанчика, с дурными целями притаилась. А я ничего дурного не делаю, кроме как теряю время. Как-то выпала из реальности, а ведь приближается час обеда. Лизочек проснулась, Маришка встала, волнуется, где я потерялась, Морис привез с базара продукты, я им обещала голубцы и сливовый пирог, а ведь это дело долгое, особенно голубцы.

Ощущение счастья вдруг пронзает меня. Из-за того, что меня ждут дома, что им меня не хватает, что никто, кроме меня, не способен приготовить эти голубцы и испечь сливовый пирог.

Фонтаны, картины, стулья, абажуры и весь на свете антиквариат мгновенно забыты. Я выскакиваю из своего укрытия. Надо как можно скорей отыскать выход из этого лабиринта столетий!

Именно в это мгновение мой знакомый трудоголик вновь выруливает из лавки – и мы чуть не сталкиваемся нос к носу.

– Бонжур! – весело выкрикиваю я. – Бонжур, месье!

Французы – люди очень приветливые и вежливые. Это не то, что наш угрюмый народ, из которого лишнего «здравствуйте» клещами не вытянешь, а произнести «извините» можно принудить только пыткой. Именно поэтому многие в маршрутках молча, тупо, ожесточенно проталкиваются к дверям, хотя впереди стоят как минимум пятеро, которым надо выходить на той же остановке. Нет бы элементарно спросить… Нельзя! Еще уронишь свое достоинство! А вот с языка французов милые, любезные словечки сыплются горохом! Вот и трудоголик автоматически выпаливает: «Бонжур, мадам!», и я читаю на его лице напряженное мыслительное усилие: он пытается вспомнить, кто я. А мне смешно, мне весело. Откуда ему знать, что я чуть не каждый день смотрю на него в окошко и знаю наперечет все его водолазки: синюю он носит чаще остальных, черную – вообще редко, а серую – максимум раза два в неделю? Честное слово, не всякая влюбленная так изучила объект своих чувств, как я – этого совершенно незнакомого мне человека. Тут я совсем развеселилась. А поскольку такое состояние для меня редкость, то мне хочется найти какую-то разрядку. Не успев подумать, я ляпаю: