57  

Искусный математик, отец Губер покорял его как выстроенной, безупречной точностью доказательств этой теоремы, так и необычайным, поистине кулинарным талантом нанизывать ломтики слов на вертел мысли.

Павел всегда был неравнодушен к ораторскому искусству, именно это искусство необычайно ценилось во все века среди последователей Игнатия Лойолы. Отец Губер, ближайший друг, наставник, просветитель, утешитель и вдохновитель русского императора, был иезуитом.

“Tempora mutantur et nos mutamur in illis!” Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними! Стоит вспомнить, как всего лишь два года тому назад нервничал Юлий Литта из-за того, что государь вдруг да узнает: великий приор Мальтийского ордена является также преданным иезуитом, а сами госпитальеры — всего лишь передовой отряд ордена Игнатия Лойолы, ищущий возрождения и обновления на просторных российских землях.

Теперь переменилось все, теперь иезуит Губер сделался едва ли не самым близким советником русского государя.

Откуда он вообще взялся? Кто он вообще такой, этот Гавриил Губер?

В описываемое время ему было 60 лет. Когда в Австрии было обнародовано бреве папы Климента XIV об уничтожении иезуитского ордена, Губер был последний из австрийских иезуитов, сложивший с себя привычное платье и оставивший обеты общества Игнатия Лойолы.

Однако вскоре он узнал, что в России, в Белоруссии, продолжают действовать иезуитские колледжи. Губер явился в Полоцк и начал преподавать в тамошнем колледже, используя свои поистине уникальные знания. Благодаря своему фанатизму он скоро стал считаться надеждой всех российских иезуитов.

Полоцк уже представлялся тесным и малым для его души, питавшейся грандиозными замыслами; Петербург более соответствовал той громадной деятельности, которую он собирался развернуть.

Никто из членов общества не мог так хорошо замаскировать и скрыть под мантией ученого истинные стремления и сутану иезуита, как Губер. Ученая известность его как физика, химика, гидравлика, мелиоратора, специалиста по осушению болот уже была распространена в Петербурге.

Российская Академия наук в те времена была тесно связана с белорусским иезуитским обществом, иезуиты, посещавшие столицу, всегда были благосклонно принимаемы нашими академиками. Именно академия была избрана ширмой для прикрытия истинной цели приезда Губера в Петербург.

Предлогом было открытие выставки, на которой следовало представить академии некоторые изобретения белорусских иезуитов, например, ножницы для стрижки тонкого сукна, разные насосы, скульптурные произведения.

Выставка действительно открылась; Губер действительно посещал академию, но гораздо чаще он делал визиты польским и русским вельможам, трудясь над приобретением себе покровителей и друзей в Петербурге.

Одной из первых жертв Губера стал поляк граф Иллинский. Это был любимец императора Павла, осыпанный ласками; подарками и орденами, имевший такое влияние на государя, что тот по его ходатайству приказал дать свободу одиннадцати тысячам мятежных поляков, высланных при Екатерине в Сибирь.

Это было ценное приобретение Губера! Ему удалось восстановить Иллинского против католического митрополита в России Сестренцевича, убедить графа: новоизданный регламент для римско-католического духовенства противоречит церковным канонам, угрожает гибелью иезуитскому обществу и всей латинской церкви в России, эти реформы носят якобинский и революционный характер.

Возмущенный Иллинский теперь прожужжал императору все уши, рисуя деятельность Сестренцевича самыми черными красками, уверяя, что тот-де в сговоре с англичанами (не зря его называют в церковных кругах кальвинистом!) и считает приверженность русского государя Мальтийскому ордену противоестественной.

Нельзя было сильнее оскорбить императора…

Привлечен Губером на свою сторону был и польский вельможа Мануччи. Отец его был итальянец, авантюрист, разбогатевший в Польше благодаря тому, что он шпионил там для Потемкина.

Питая свою любимую мечту сделаться королем польским, Потемкин через Мануччи вызнавал настроения в Польше и западных губерниях России.

Услуги итальянца были чрезвычайно щедро оплачиваемы. Итальянец также шпионил и за самим Потемкиным, благодаря чему ему были известны многие тайны из жизни светлейшего, неведомые даже Екатерине.

Сын этого итальянца, зная всю ненависть Павла к бывшему возлюбленному матери, выдал тайну ремесла своего отца (к тому времени умершего) государю, а с этим — и некоторые интимные и государственные тайны Потемкина, за что начал пользоваться огромным доверием императора.

  57  
×
×