Короля играет свита

Флориан значительно наклонил голову:

— Вот именно. И вы, безусловно, правы: граф фон дер Пален — категорически неподходящая кандидатура. Скажу больше — мы полагаем его основным камнем преткновения на нашем пути к сердцу молодого императора.

—Убийца его отца… фу! И оставить его на первых должностях в стране? — возмутилась Eudoxy. — Как это гадко, пошло!

— Да бросьте, дочь моя, — усмехнулся Флориан. — Зачем навешивать на репутацию юного государя все эти словесные рюши? Мы-то с вами прекрасно знаем, что без одобрения Александра Пален и шагу не сделал бы. Гласно или негласно, однако одобрение сие было получено.

— Гласно или негласно? Раньше вы выражались определеннее, вы говорили, что Пален имел на свои действия полное одобрение Александра, выраженное в письменном виде!

— Имел. А что проку? Со смертью, нет, скажу определеннее, с убийством генерала Талызина мы утратили все наши преимущества.

— Значит, это письмо…

— Вот именно. Оно исчезло, хотя находилось в тайнике, о котором знали только сам генерал и ваш покорный слуга. — Аббат картинно уронил голову, словно заправский гусар, и Алексею даже послышалось щелканье каблуков. — Но, получается, знал и кто-то еще… к нашему великому прискорбию!

Генерал Талызин был истинным сыном нашей святой католической церкви. Он сумел перехитрить самого Палена и каким-то непостижимым образом завладел письмом великого князя, определенно подтверждающим его главенствующую роль в перевороте. Да, окажись это письмо сейчас в руках графа Палена, ему не пришлось бы трепетать за свою участь!

— А.он трепещет? — оживленно спросила Eudoxy. — Неужели? Вы полагаете, настанет-таки час, когда это чудовище с ледяными глазами исчезнет из Петербурга?

— Мы делаем все, что можем, — скромно кивнул отец Флориан.

— Конечно, если бы не вдовствующая императрица, наши позиции были бы весьма слабы. Она очень умело сеет рознь между государем и его ближайшим советником. Александр хороший сын. Он чувствует свою вину, чувствует, что мать знает о его виновности…

— О, конечно, эта лицемерка делает все возможное, чтобы усугубить его чувства, — ехидно перебила Eudoxy, — однако мне точно известно, что графиня Баденская, увидав Марию Федоровну, не могла прийти в себя, увидев ее такой радостной.

Ведь едва закончились первые шесть недель траура, как она снова стала присутствовать на придворных приемах. Велела нарисовать свой портрет в глубоком трауре, потом отпечатать с него гравюры, — и раздаривала их всем, кому могла, словно дешевая актерка.

Она теперь живет в Павловске и держит там двор. Устраивает большие приемы, прогулки верхом, в которых всегда сама участвует, завтраки, ужины в саду… Она и не скрывает, что наслаждается жизнью.

Причем живет Мария Федоровна так широко и весело, как не могла себе позволить при своем скупердяе — муже. Да и она сама никогда не отличалась широтой натуры. Что вы хотите, немка! Знаете, она была до того бережлива, что присвоила себе все платья, оставшиеся от императрицы Натальи, первой жены Павла, потребовала у камеристки даже башмаки покойной!

Алексей ощутил, что от трескотни Eudoxy у него, начала кружиться голова. Видимо, то же самое испытывал и аббат Флориан, потому что он вдруг резко наклонился вперед, потом откинулся назад, сверкнул своими прекрасными черными очами и почти угрожающе приказал:

— Довольно, сударыня!

Eudoxy замолкла, словно подавилась собственным языком. “Эка он ее вышколил! — не мог не восхититься Алексей. — Умеет их брат католик с женским полом обращаться, что и говорить, умеет!”

— Меня не интересуют сплетни такого рода, — тихо, но с ощутимой, тщательно сдерживаемой яростью заговорил отец Флориан, — тем паче когда речь идет о вдове человека, который был истинным отцом, надеждой и опорою для нашего ордена в России.

Сейчас, после его смерти, мы осиротели. Мы уходим с завоеванных рубежей, волей-неволей оставляем их один за другим. Вспомните: Павел погиб 11 марта, а уже 13-го Александр первый раз появился в обществе без мальтийского креста.

А граф Пален снял его днем раньше. Нетрудно понять, откуда ветер дует. Только на Адмиралтействе еще некоторое время развевался наш флаг, однако и он вскоре был снят. Молодой император отменил изображение мальтийского креста в российском государственном гербе, он не предпринимает никаких попыток, чтобы вернуть Мальтийский архипелаг иоаннитам.