Полуночный лихач

Другой парень, похожий на первого так, как бывают похожи только очень близкие родственники, в это мгновение выходил из дверей детской. На нем была коричневая кожаная курточка, на вид маловатая ему размера на два.

Парень со шрамом осторожно вынул из окаменевшей руки Дебрского фотографию, взглянул – и глаза его расширились.

– Блин, Кисель! – пробормотал он изумленно. – Ты только посмотри!

Второй парень заглянул через его плечо – и уставился на Антона вытаращенными глазами:

– Так вот оно какое, крутое порно!

Дебрский дернулся, но парень со шрамом выхватил пистолет, заставив Антона окаменеть.

Незваные гости мгновенно ознакомились с содержимым двух других конвертов. Дебрский перебегал взглядом от черноглазого дула к снимкам и рассмотрел достаточно, чтобы понять: эти были еще покруче первого. Хотя уж, казалось бы, куда круче-то?

Парень со шрамом громко сглотнул. Кисель побагровел всем лицом, и его рука нервно дернулась к ширинке:

– Жека, вот это ни х… Да я только от одних картинок кончаю, а если бы…

– Утри слюни, – грубо сказал Жека, а потом ткнул ствол прямо в горло Дебрскому: – Ну, как оно ничего? Говорят, ты все забыл? И что мы теперь будем делать?

Дебрский молча смотрел в его сузившиеся глаза. Этот Жека его, похоже, тоже ненавидел, уж больно люто щурился. И так немилосердно давил стволом в кадык!

Дебрский кашлянул, чуть отворачиваясь, и вдруг, неожиданно для себя самого, резко рванулся в сторону, с силой ударив при этом прямо в бледное Жекино лицо.

То есть ему показалось, что ударил, – кулак не достиг цели. Жека увернулся с непостижимым проворством и ответно выбросил руку вперед.

А вот его кулак цели достиг, даром что Жека бил левой.

* * *

Николай сошел с первого троллейбуса в Печерах и пошел, растерянно оглядываясь. Адреса-то он не знал! А дома в этом районе, как и в других микрашках, все на одно лицо: высоченные, блекло-зеленые, блочные строения с узкими дворами. Николай бродил, бродил по этому лабиринту, надеясь, что интуиция где-то звякнет, как будильник утром, но она, похоже, тоже растерялась и молчала. И, главное, не спросишь ведь никого: «Вы не знаете, где тут живет…» Да от него разбежится народ, как черти от ладана! И не исключено, между прочим, что никто в самом деле не знает, где проживает данное лицо, ибо оно себя никак не афиширует, а скорее наоборот.

Мимо неспешно шкандыбал мужичок, свесив голову на грудь. Похоже, это именно тот, кто ему нужен.

– Извините, – заступил ему дорогу Николай. – Вы не скажете, тут где-нибудь есть кафе?

Мужичок вяло шарахнулся, вяло приподнял явно больную после вчерашнего головушку:

– Кафе? Тебе пожрать или просто выпить? Если поправиться хочешь, то здесь магазин за углом, «Вита нова» называется, – там наливают. Только деньги-то у тебя есть? Там Зойка ломит за шкалик почем зря.

Его измученное, одутловатое лицо приняло при этом такое обиженное выражение, что сразу стало ясно: Зойкины шкалики страдальцу не по карману.

– Да нет, я просто поесть хотел, – с жалостью ответил Николай. – Пообедать.

– Ну, придется до дому дотерпеть, – пробормотал его собеседник, и видно было, что каждое слово дается ему все с большим трудом. – Позакрывали все столовки на хрен, или магазины там теперь, или казино.

– Казино?

Николай задумался. Нет, на казино это место не походило… Хотя кто его знает, что там творилось в недрах, скрытых от постороннего глаза!

– А вот я помню по старым временам, где-то тут была такая простенькая «стекляшка», типа кафе…

– «Стекляшка»? – Мужичок из последних сил напряг свои размягченные похмельем мозги. – Ну, это, наверное, бывшая «Бригантина». – Он неопределенно махнул куда-то направо: – Вот так пойдешь через двор, потом прямо два квартала, потом налево и опять через двор – и выйдешь. Только вряд ли ты там пожрешь, земеля. Эта «Бригантина» днем закрыта. Ночью, слышал, там крутые собираются, а днем вымирает все.

Крутые собираются?! Николай чуть не ахнул вслух, но сдержался и радость ничем не показал – только сунул своему заморенному Вергилию железный пятирублевик.

– Ты чё?.. – проблеял было тот, ощутив, как взыграло в нем советское ретивое, однако долгие годы демократического топтания души человеческой уже дали свои плоды: ретивое благоразумно заткнулось, а мужик покрепче стиснул кулак и зарысил за угол, желая немедля вкусить новой жизни в одноименном магазине, ошеломив своей платежеспособностью злокозненную Зойку.