Сыщица начала века

Вот это да… Вот это, употребляя лексикон Павлы, плюха! Кажется, налицо как раз тот случай, когда охотник угодил в расставленную им самим ловушку! Не зря говорят умные люди, что мир чертовски тесен! И что мне теперь делать? Могу я знать об участи Самойловой? Ну да, наверное. Если уж какая-то продавщица помад в курсе ее гибели, то я, как знакомая Самойловой, просто обязана знать о ее смерти!

Эти мысли промелькнули в моей голове, без преувеличения сказать, с быстротой молнии.

Моментально придаю своему лицу самое что ни на есть траурное выражение и бормочу:

– Да, да. Бедная Наталья Юрьевна! Мы не были знакомы слишком коротко, однако я всегда восхищалась прекрасным цветом ее волос, вот она и открыла мне тайну вашей помады…

Ох и фарисейка я – вернее, та особа, которую изображаю! Хоть бы для приличия выждала время после гибели знакомой! Нет же, ринулась немедленно за пресловутой помадой!

Такое ощущение, что m-lle Вильбушевич приходит в голову та же мысль. Ей явно неприятно на меня смотреть, однако интересы ее торговли требуют своего.

– Ну что же, – говорит она сдержанно, – не пожелаете ли теперь взглянуть на образец помады?

Разумеется, я желаю. Вильбушевич вынимает из кармана крошечную стеклянную баночку, в каких обыкновенно держат румяна для губ, открывает и подает мне.

– Возьмите на кончик пальца, поднесите к носу, понюхайте, потом разотрите по ладони – и вы увидите, что средство мгновенно проникает в кожу, питая ее…

Исполняю все, что мне предписано. Четверть часа назад я бы поостереглась, однако после того, как Вильбушевич подтвердила, что Самойлова пользовалась ее услугами, бояться стало нечего. Уж конечно, она не признала бы этого знакомства, окажись знаменитое средство Анны Чилляг опасно для человеческой жизни!

Итак, что же это за средство? Я, конечно, не великий химик, однако ощущение у меня такое: в этой помаде смешаны репейное масло, хна и ванильный порошок, причем этот последний – в подавляющем количестве. Я ничего не имею против запаха ванилина, однако с утра до ночи благоухать, словно кондитерская лавка, – слуга покорный! Впрочем, может статься, после того, как средство впитается в волосы, запах исчезает?

А впрочем, мне-то что? Я ни в коем случае не намерена портить свои волосы. Мне они вполне по нраву, а если кто-то находит их слишком тонкими и пышными – ну что ж, это его печаль. Но, разумеется, сообщать это m-lle Вильбушевич я не стану.

– А вы хорошо знали Наталью Юрьевну? – спрашиваю как бы между делом.

– Вовсе нет, – качает головой m-lle Вильбушевич. – У моего отца в кухарках теперь девушка, которая прежде служила у Лешковского, брата Натальи Юрьевны. Отец – человек тяжелый, недоверчивый. Прежде чем Дарьюшку к себе взять, он справки у Лешковского наводил: почему-де от прежних хозяев ушла, не провинилась ли чем. Лешковский отрекомендовал Дарьюшку с наилучшей стороны, сказал, что с сожалением с ней расстается, да вот беда – сестра к нему переехала со своей собственной кухаркой, ну а две поварихи на одной кухне, совершенно как два медведя в одной берлоге, не уживутся, вот и пришлось рассчитать бедную Дарьюшку. Кстати сказать, Наталью Юрьевну я в глаза не видела. Уж не ошиблись ли вы? Точно ли именно она меня вам рекомендовала?

Еще одна плюха! Значит, Самойлова этой дурацкой помадой не пользовалась? Или m-lle Вильбушевич испугалась и начала путать след? Вот и глаза ее стали настороженными…

Как быть? Открыть свое имя и звание? Но вряд ли они сделают m-lle Вильбушевич разговорчивей или откровенней.

Я замялась.

– Прошу меня простить, сударыня, – с оттенком нетерпения говорит Вильбушевич, – но что вы решили насчет помады? Дело в том, что у меня назначена срочная встреча…

Она многозначительно умолкает, видимо, убежденная, что я ничего не стану покупать. Ну уж нет, голубушка! Твоей помадой я непременно разживусь и отдам ее в нашу лабораторию на исследование. На всякий случай. Хотя бы для того, чтобы оправдать свой приход сюда!

– Отлично, – покладисто киваю я, – не стану больше вам мешать. Сколько стоит банка помады?

M-lle Вильбушевич явно растеряна.

– Вы все же решились купить? – хлопает она глазами.

– Ну да, – снова киваю я, сделав самое благостное выражение лица. – Отчего бы нет? Возьму баночку на пробу – самую маленькую, ту, которая за три рубля.

– Ах, какая беда! – всплескивает руками m-lle Вильбушевич.

– Какая? – настораживаюсь я.