Сыщица начала века

Господи, неужели всего лишь час назад она весело встретилась на Стрелке со Светой, чтобы благородно помочь ей в поисках недобросовестных покупателей и выяснении отношений с ними (а заодно провести моциончик перед сном)? Неужели только час прошел?! Полное впечатление, что уже несколько суток (темных и беспросветных) они, гонимые промозглым ветром, мотаются туда-сюда по этой нелепой, нелепейшей, самой нелепой в мире улице под названием Мануфактурная!

Какая, к черту-дьяволу, мануфактура может быть здесь, «на краю географии», за которой торчит замшелый долгострой, а еще дальше сквозят огни Мещерского озера? Мещера, этот отдаленный, не любимый Аленой микрорайон, кажется отсюда землей обетованной, потому что там горят огни, оттуда доносится шум машин и вообще – жизни, а здесь, в десяти минутах ходьбы от Стрелки, – гробовая тишина и тьма, изредка рассеиваемая тусклым светом из окон. Такое ощущение, что на улице Мануфактурной во всех квартирах лампы светят вполнакала, причем с каким-то темным умыслом. Об уличном освещении здесь, конечно, успели забыть…

Эту невеликую из себя улицу – даже улочку, можно сказать! – Алена и Света прошли несколько раз вдоль и поперек, но дома номер двадцать на ней так и не обнаружили. Мануфактурная вообще состояла только из нечетного ряда домов, а вместо четного тянулся длинный-предлинный ряд каких-то древних, наверняка еще дореволюционных лабазов, выстроенных, может статься, в те далекие времена, когда молодым был прадед Алены, Георгий Смольников, прокурор Нижнего. Он личность легендарная, практически миф, о котором в семье сохранились только слухи, ибо Георгий Владимирович был убит в первые дни Февральской революции – растерзан толпой вырвавшихся на волю заключенных во дворе тюрьмы. Его жена через два года умерла от тифа, оставив двоих детей, которых воспитывала старая нянька как родных внуков, и только это спасло их впоследствии от большевистских репрессий. О том, кто на самом деле был ее предок, мать Алены узнала, когда была уже «большой девочкой», и ничего в память о том человеке в семье не осталось – кроме имени. Потом Алена что-то попыталась разыскать в архиве, какие-то следы, и нашла-таки несколько благодарственных петиций, восхваляющих деятельность господина прокурора. Изредка встречалась подпись Г.В. Смольникова на старых приговорах, иногда имя его упоминалось в статьях «Нижегородского листка», однако о том, кем и каким был этот человек, Алена по-прежнему не имела ни малейшего представления. О своей прабабушке, жене Смольникова, она знала еще меньше, а попросту – ничего, кроме имени. Не сказать чтобы это Алену как-то особенно мучило и она была просто-таки одержима неистовым желанием отыскать свои корни, однако ей нравилось думать, что своей страстью к детективам и их созданию она обязана загадочному прадеду. Ну почти по Марине Цветаевой: «Этот жестокий мятеж в сердце моем – не от Вас ли?» И порою некая тень воспоминаний проскальзывала в ее сознании, словно бы в действие приходило то самое dеjа vu. Это происходило особенно часто почему-то в Кремле, там, где теперь Художественный музей, или около старинного здания губернского суда, а еще на Варварке, в часовне Варвары-великомученицы, и близ площади Свободы (ранее именовавшейся Острожной), ну и в таких вот местечках, помнивших глухую старину, как эта улица Мануфактурная, наполовину застроенная крепкими каменными лабазами.

Мимо домов, с первого по девятнадцатый, Алена со Светой прошлись раз пятнадцать и раз пять очень вежливо спросили прохожих, нетвердо державшихся на ногах (другие почему-то не встречались), где может находиться двадцатый номер. Прохожие угрюмо опускали головы, буркали, что знать ничего не знают, ведать не ведают, – и норовили побыстрее покинуть чрезмерно вежливых дамочек. Один из «ответчиков» вообще сообщил, что двадцатого дома не существует, – и со всех своих подкашивающихся ног бросился прочь. В конце концов Алене стало казаться, будто они пытаются разузнать о чем-то позорном, что вообще следовало бы оставить под покровом темноты, тайны и безвестности.

Искали школу, как основную примету, – и наконец нашли. Что характерно, она находилась как раз напротив дома номер девятнадцать. Однако никакого намека на крышу подвала под окнами первого этажа не наблюдалось. Вообще ни в одном доме подвалов просто не было!

– Слушай, знаешь что? Наверное, моя агентша тебя просто обманула, – в конце концов приунывшая Света озвучила мысль, которая уже давно и назойливо зудела в Аленином сознании. – Почуяла что-то неладное, ну и наврала.