Вольный стрелок

Будешь так надираться, уволю к чертовой матери.

— Ну и слава богу, — пробормотала девушка, не отрывая взгляда от спины хозяина модельного агентства, — а то я уж было поверила этим…

* * *

— А это правда, что у вас в клинике находится Илья Свиридов? — спросил Гапоненков, глядя на доктора Русского.

— Да.., поступил сегодня. Я сделал ему операцию на восстановление хрящей носа, сейчас проходит адаптационный период.

— Вы делали операцию под местным наркозом? — резко выговорил Гапоненков.

— Под общим.

Гапоненков прошел туда-сюда по кабинету доктора Русского, потом резко повернулся на каблуках и, остановившись прямо перед озадаченным хирургом, четко произнес:

— Переведите его в операционную.

— Но зачем… — начал было тот, но Гапоненков довольно бесцеремонно перебил его восклицанием:

— Я поставлю возле него своего человека, чтобы в случае чего не нужно было далеко ходить.

— В случае чего именно?

— Вы знаете, кто его брат?

— Нет.

— Вот и продолжайте пребывать в своем счастливом незнании. А я все-таки должен предусмотреть все варианты.., уж больно он опасен.

— Но…

— Я сказал! — в бешенстве крикнул Гапоненков. Ноздри его побелели, тонкие пальцы рук несколько раз рваным, нервным движением согнулись и разогнулись и яростно вспыхнули глубоко посаженные выразительные глаза.

Вероятно, доктор Русский еще ни разу не видел его в таком взвинченном состоянии, потому что изумленно поднял брови и пробормотал себе под нос скороговоркой, словно боясь, что окрик Гапоненкова опять перебьет его на середине фразы:

— В конце концов, это ваше дело, Алексей Алексеевич, что скажут родственники этого молодого человека.., мое дело только исполнить мой врачебный долг…

Шеф «Сапфо» скривился, словно раскусил клопа, и потом медленно выговорил:

— Я все-таки надеюсь, что у этого молодого человека с некоторых пор не осталось родственников. Вам все ясно, Иван Израилевич?

* * *

— Алексей, я хотела поговорить с тобой. — Наташа вошла в кабинет так внезапно, словно ей только что развязали глаза и она увидела, где находится, и поняла, с какими целями ее сюда привезли.

— Зачем?

— Вы не могли бы выйти, доктор? — Глаза девушки остановились на Иване Израилевиче с таким странным требовательным выражением, что он неловко, как-то бочком, выкатился за дверь, бормоча, до чего же распустилась местная молодежь — выставляют из собственного рабочего кабинета, да еще среди ночи.

— Наташа, что с тобой? — спросил Гапоненков, пристально глядя в ее лицо с твердо сжатыми губами. — Что-то случилось?

— — Случилось, Алеша, — просто сказала она. — Я перестала тебе верить. Я надеялась, что все это не правда, что та пленка, которую дал мне послушать Свиридов.., не Илья, а Влад, которому ты заказывал убить Лукинского.., я хотела думать, что это какой-то обман, фикция, недоразумение.

— Какая еще пленка? — быстро спросил он.

— Та самая, на которой записан твой телефонный разговор с этим Панитаиди, когда ты обещал ему продать меня, а предварительно сделать хитрую операцию.., которая потом дает злокачественную реакцию. За сколько ты меня продал, Алеша? За сто тысяч долларов? Или, может, за двести?

Гапоненков посмотрел на нее неопределенным, туманным взглядом и чуть пошатнулся, как от легкого тычка в грудь.

— Я старалась как-то убедить себя, что Свиридов ввел меня в заблуждение.., что такого не может быть.., что такого просто не бывает. Я даже принимала кокаин. Я поверила.., но все рухнуло, когда я поняла, куда ты меня привез.

Гапоненков покачал головой и выговорил с болезненным полуистерическим смешком:

— А еще говорят, что на свете перевелась настоящая любовь. Почему же ты так меня любишь, если я такое чудовище? Ведь я вижу по твоим глазам.., любишь.

— Я ненавижу себя за то, что никак не могу оторваться от тебя, — пробормотала она. — Я пыталась полюбить Володю Свиридова.., он несравненно лучше тебя, мне даже показалось, что я смогла сделать это… что в моем сердце что-то шевельнулось и перевернулось.., и ты перестал существовать для меня. Господи.., ведь ты начал осуществлять свой жуткий план уже тогда… когда притворялся пьяным в ресторане.

Даже Свиридов не понял, что ты играешь… выслеживаешь, что ты трезв, как богемское стекло. А я уже тогда понимала, что эти игры кончатся смертью.

— Ты не в себе, — с сожалением проговорил он, — но слишком поздно.., слишком поздно. А ведь я действительно хотел быть с тобой.