Вольный стрелок

* * *

Квартира, где остались на поживу веселому зоопарку Илья и его подруга, не была основным местом жительства Владимира, хотя прописан он был именно в ней. Но гораздо больше он жил в достаточно недавно приобретенной им двухкомнатной квартире в одном из тихих кварталов в центре города.

Нет ничего удивительного и сверхъестественного в том, что словосочетания «тихий квартал» и «центр города» пересекаются в одной фразе. Такое может иметь место и в более крупном городе, чем тот достаточно значительный областной центр на Волге, где уже почти три года как обосновался Владимир.

Хотя он с удовольствием ночевал и просто проводил время в квартире Ильи, в которой тот с момента смерти матери и бабушки — а это произошло в один и тот же злосчастный девяносто третий год — жил в одиночестве. Если можно назвать одиночеством ежедневный наплыв гостей, и это помимо пресловутого веселого зоопарка, в лучшие дни включавшего в себя двух обезьян — уже известного нам Мистера Фикса по прозвищу Наполеон и его бывшего собрата Папу Зю, — а также кота Тима, попугая Брателло и одноглазого эрдельтерьера по кличке Кутузов, который в полном соответствии с историческими параллелями не на жизнь, а на смерть враждовал с хвостатым Наполеоном. (Впрочем, проворный Наполеон изменил-таки ход истории и выжил Кутузова из квартиры Ильи почти тем же манером, что и Папу Зю.) Но зачастую случались обстоятельства, не позволявшие Владу оставаться в этом милом обществе. И тогда он ехал на свою квартиру на улице Жуковского и тут, наедине с собой, разбирал, что же делать со сложившимся положением.

Он по привычке прислушался, прежде чем открыть дверь. Потом почти совершенно бесшумно вставил ключ в замок и дважды повернул его. Осторожность и бесшумность обеспечивались автоматически, без участия сознания.

Впрочем, проникновение в квартиру посторонних совершенно исключалось, потому что еще два года назад он установил новейшую систему сигнализации. Почти совершенную. А полгода назад поменял ее на совершенную.

Почти совершенная — эта та, которую он сам вскрыл бы за пять минут. Совершенная требовала получаса напряженной работы и известной доли везения в придачу.

Хотя Владимир почти не допускал, что в городе может обнаружиться специалист его уровня.

Он прошел в квартиру и тут же проверил автоответчик. Чисто. Это хорошо, потому что возвращаться к работе он не имел ни малейшего желания, но интересное предложение могло стронуть дело с мертвой точки.

Хотя работа была нужна. Деньги кончились еще на прошлой неделе, и, не будь этой крайне удачной экспроприации финансов у Архипа, он уже сейчас был бы на мели.

Конечно, он мог добыть деньги ставшим за последние месяцы привычным способом, в Уголовном кодексе носившим звучное обозначение «кража со взломом». Господи.., могли он, бывший офицер «Капеллы», подумать, что будет вести образ жизни ленивого паразита. Хотя, надо отдать должное, паразитировал он на собственном таланте, на собственном мастерстве и классе элитного сотрудника секретного подразделения ГРУ Генштаба.

А ведь он прошел через такое…

* * *

…Он до сих пор старался стереть из памяти то дело, которое все еще вызывает недоуменное пожимание плечами у представителей компетентных российских источников и свирепый скрежет чеченских зубов в ореоле угольно-черных волос усов и бороды.

Их снабдили новейшей военной техникой и забросили в горы, где они провели пять недель на грани существования… Думается, именно так чувствовали себя партизаны в Великую Отечественную в глубоком тылу…

Здесь Влад надолго получил почти физическое отвращение к женщинам — после того как воочию увидел белокурых прибалтийских снайперш-наемниц, которые, смеясь, стреляли по «яйцам русских щенков».

Свиридов знал литовский язык, он не мог не понять этой фразы, а один из его напарников, Леша Виноградов, вероятно, знал еще лучше, потому что услышал что-то настолько дикое, что дрогнула и его ороговевшая от равнодушия к человеческой крови и чести душа.

Прибалтийки не успели даже пискнуть…

Он никогда не забудет, что после того, как все кончилось, они пробирались к своим — хотя было непонятно, кто в этой войне свой, а кто чужой. Их осталось четверо — Свиридов, Алик Чекменев, Виноградов и Фоня, Афанасий Фокин. Они прошли через ад, а на выходе оттуда безусый русский солдат, который принял их за чеченцев, выстрелил в них из гранатомета.