Белочка во сне и наяву

Послышались шаркающие шаги, в комнату вошла Лариса. За ней Михаил.

– Тебе плохо? – забеспокоилась Нина Феликсовна. – Лицо осунулось.

– Почему вы убежали, когда услышали имя Малик? – задала я вопрос.

Малкина опустилась на диван.

– У метро работает большой торговый центр, там сплошь продавцы из ближнего зарубежья, в основном кавказцы и выходцы из Средней Азии. Не хочу ничего плохого о них сказать, с покупателями они приветливы, услужливы, цены не задирают…

– Раньше там пройти страшно было, – перебив ее, скривилась Зуева. – Стояли полосатые палатки с барахлом и гнилыми фруктами. Идешь мимо – держи сумку обеими руками, а лучше спрячь под пальто. А в начале нулевых, как этот центр возвели, порядок воцарился.

– Сейчас в магазине благодать, – кивнула Лариса. – Но там работает много молодых парней. Кровь у них восточная, горячая, комплименты говорят, как стихи читают. В прошлом году зимой, где-то в декабре, прибегает Анюта домой раскрасневшаяся, глаза горят. На кухню пошла, песню под нос мурлычет. Я поинтересовалась, что за радость у нее случилась, она и разоткровенничалась. Месяц назад Аня познакомилась с юношей. Часто проходила мимо его лавки, а торговец все красивые слова говорил, потом предложил туфли купить, сделал большую скидку. А сегодня в кино пригласил. Я как услышала, за голову схватилась, велела ей больше по центру не шляться, у метро не задерживаться, сразу домой идти. Объяснила: мусульманин никогда на православной не женится. Даже если сам захочет девушку в загс отвести, его семья воспротивится. Уж я-то точно знаю. У меня подруга познакомилась с таджиком, причем не с каким-нибудь строителем, а с кандидатом наук, который в Москве родился, вырос, тут воспитывался-учился. И то у них ничего не получилось. Как только родители сообразили, что сын им собрался русскую невестку привести, тут же деду в кишлак сообщили. Старик приехал и свадьбу порушил. Я это все девчонке рассказала, и вроде Анюта поняла. А я за ней на всякий случай пристально следить стала. Она домой не опаздывала, по телефону ни с кем не секретничала, в выходные только в дом престарелых ездила… Обманула, выходит, меня. Я во всем виновата!

– Ты ни при чем, – начала утешать управляющую Нина Феликсовна. – Мы все проморгали. И я, и Вадик. Анюта нас перехитрила.

– Если Кузнецова влюбилась в парня, который работает в торговом центре, его можно найти, – вставила свое слово я.

– Как? – повернулся ко мне Михаил.

– Надо спросить у местного смотрителя за порядком, кто такой Малик, – ответила я, – думаю, он подскажет.

– Никогда, – возразил Зуев. – Члены диаспоры друг друга не сдают, так что на это не стоит рассчитывать.

– Вадик прав, – подхватил Миша. – У нас в институте есть парень из Средней Азии, и я давно заметил: что бы ни случилось, они любые проблемы внутри землячества решают.

Лариса зарыдала.

– Плохо объяснила наивной девчонке, что ее ждет! Всего один раз отчитала ее! Конечно, Нюте хотелось любви…

Михаил привычно вздернул подбородок, и я удивилась. Куда подевалось большое родимое пятно с неровными краями? Вроде оно было у парня слева под нижней челюстью. Сейчас кожа совершенно чистая. Наверное, у него не было никаких отметин, он просто чем-то испачкался, а я приняла грязь за родинку.

Михаил обнял мать.

– Успокойся, мама, она сама виновата. Между прочим, не маленькая неопытная девочка, на зоне сидела.

– Не трогай меня! – взвизгнула Малкина. – Прав был…

Не договорив фразы, управляющая вскочила и выбежала вон. Молодой человек растерянно посмотрел на нас.

– Мама слишком близко принимает к сердцу чужие проблемы. А зачем вам искать любовника Анюты? Хотите наказать его? Но ведь не он ей аборт делал. И Кузнецова вполне взрослая, имела право спать с кем хочет. Какие претензии можно тому чучмеку предъявить? Встретились двое, завели отношения, потом их разорвали. Ну и что?

Нина Феликсовна остановилась на пороге.

– Ты прав. Малику нам нечего предъявить, а Анюте уже не помочь. Но посмотри на ситуацию с другой стороны. Наш фонд! Мы делаем благое дело, помогаем отверженным членам общества, кому мало кто готов подставить плечо. Люди настроены по отношению к бывшим зэкам агрессивно. Когда мы только затеяли ремонт в этих квартирах, сюда начали ходить жильцы, что живут снизу и сверху, жаловались на шум. Мы спокойно объясняли: работы ведутся исключительно в разрешенное время, в праздничные, выходные дни стоит тишина, по вечерам тоже. Но соседи злились, говорили о маленьких детях, которым после обеда невозможно заснуть. Мы пошли им навстречу, перестали долбить стены с четырнадцати до шестнадцати, и вроде конфликт утих. А через неделю появились другие скандалисты. Выяснилось, что у них бабушка любит прилечь с семнадцати до девятнадцати. Вот тогда у нас лопнуло терпение, и мы отменили «тихий час». Тут и началось! Приехала полиция, потребовала разрешение от БТИ на переделку помещений. А у нас все бумаги на руках, целая папка документов с грифом «Фонд «Жизнь заново». Кто-то из отделения, подозреваю участковый, рассказал жильцам, что на пятом этаже поселятся бывшие зэки. Трудно передать, что мы вытерпели от обитателей дома. На нас ополчились все. Сюда приезжали журналисты и писали потом жуткие статьи, меня обзывали последними словами, прокалывали шины у автомобиля, один раз подожгли дверь. Я сама пошла к начальнику отделения и жестко с ним побеседовала. Он сначала нес чушь, а потом прямо сказал: «Мне такой контингент на участке не нужен!»