32  

— Возможно, ты права даже больше, чем можешь себе представить. Да, ты случайно не в курсе, у меня есть где-нибудь сейф или что-то вроде того? Неудобно спрашивать, но я не хочу, чтобы о моем состоянии кто-нибудь узнал. А мне надо снова разбираться с делами.

— У тебя есть сейф в том же банке, что и у меня. Как-то раз мы столкнулись там, потом пили кофе в кафе за углом. С того времени началась наша... дружба. Или просто — духовная близость... Не знаю даже, как это назвать. А ключ где-то здесь, у тебя. По крайней мере должен быть. Давай поищем? — Светлана замечает мои сомнения. — Это же только ключ, а туда ты пойдешь сама. Вдвоем быстрее отыщем.

— Да нет, я просто думаю, где он может быть.

Мы начинаем поиски. Света роется в кабинете, я иду в спальню. Стоп. Что-то не сходится. Надо просто подумать, куда могла спрятать ключ холодная, неэмоциональная женщина? В такое место, откуда его можно было бы взять в любое время, но не на виду. То есть где-то должен быть тайник. Я начинаю выстукивать паркет. Что-то такое, что никому и в голову бы не пришло. Нет, не то. Это не в комнатах.

Я снова направляюсь в кухню. Вазоны с цветами. Не может быть. Она любила цветы. Нет. Мебель — тоже нет, слишком тривиально. То же самое можно сказать о холодильнике и посуде. Над столом полочка со статуэтками. Все время хочу ее убрать — не нравится мне. А что, если... Так и есть. Тяну за край — и полочка подается вперед вместе с двумя плитками кафеля, на которых ее укрепили. В углублении стоит небольшая деревянная шкатулка. Есть!

— Нашла что-нибудь? — Голос Светланы. Нет, дорогая, ничего я не нашла, совершенно ничего, сиди, где сидишь.

— Нет, ничего не нашла. Надо посмотреть в гостиной, — беру шкатулку и запираюсь в ванной. Быстро открываю ее. Несколько золотых украшений, довольно дорогих. Несколько пачек долларов — отлично, пригодится, а это что?

Конверт с фотографиями. Потом просмотрю. И ключик. Плоский серебристый ключик .Номер сейфа — сто сорок четыре. Я наскоро прячу шкатулку в полотенце и выхожу. Светка висит на люстре, заглядывая в цветочки. Давай, милочка, поищи. Это, конечно, свинство с моей стороны, но ничего не поделаешь. О чем не знаешь, о том не расскажешь.

— Ну, как, ничего?

— Ничего, — я прячу шкатулку в свою новую сумку. Хорошо, что она такая большая. — Что же теперь делать?

— Ничего страшного, — бедная Светка, даже запыхалась. Ничего, угощу тебя мороженым. — Управляющий даст тебе дубликат. Он тебя узнает — он всех клиентов знает в лицо, хотя я не понимаю, как ему это удается. Может, свой ключ ты потеряла во время аварии, а может статься, что он лежит где-нибудь здесь и язык показывает. Поедем в банк? Или лучше завтра, потому что у меня через час пациент.

— Ты просто подвези меня в банк, а там я уже сама. А домой вернусь на такси.

— Договорились. Только ты обязательно вызови такси, не иди пешком, это опасно. Бандитов развелось — яблоку негде упасть. Спасения нет. Было время, когда эти детки попрошайничали Христа ради, теперь они выросли и грабят нас. Их так много, милиция давно не обращает внимания, разве что убьют кого-нибудь. Да и тогда не слишком стараются, только за деньги, а деньги есть не у всех. Скорее у большинства их нет.

— И что, всегда было так? — Я старательно поправляю светлый парик. Мои волосы отрастают довольно медленно. Если не надевать парик, вид у меня какой-то тифозный.

— Нет, раньше было полегче. Я помню, была еще маленькая, училась во вторую смену, домой приходилось возвращаться уже затемно, особенно зимой. А еще задерживались на горке покататься. И ты знаешь — мама особо не волновалась. Не было даже понятия такого — «сексуальный маньяк». Кое-где, конечно, бывали случаи, но это была действительно редкость, а наказывали за подобные дела по полной программе... А потом, с течением времени, все стало как-то разрушаться, становилось все хуже и хуже из года в год. А теперь уже беспризорники сбились в банды и от них просто нет спасения.

— А почему — беспризорники? Сироты? — Нет, эта блузка не подходит, слишком... эмоциональная. Лучше вот эта, темно-синяя.

— Да нет, не только. Часть из них родилась где-то и подвалах, теплотрассах от бомжих. Часть — дети алкоголиков или из многодетных семей, что зачастую одно и то же. Но в конце девяностых их стало невероятно много. Цыгане тоже... Но дети растут, а модель поведения закрепляется. Было много малолетних попрошаек, а теперь много преступников, садистов. Их никто никогда не жалел, и они выросли настоящими бандитами. И продолжают плодиться. А ведь большинство из них имеют умственные отклонения. Можешь себе представить, каких они плодят детей — и помногу! И какая у этих детей наследственность? Никому не посоветуешь усыновить такого ребенка! Это просто какой-то кошмар! Ну, ты как, готова?

  32  
×
×