Завещание рождественской утки

– Хочешь яблоко? У меня с собой есть «гольден».

Мулевин шарахнулся в сторону.

– Нет! Никогда!

– Фрукты полезны, – настаивала я.

– Они ведь живые, – рассердился Гена, – испытывают боль, когда их режут или кусают. Я не могу загубить яблоневую душу.

Несмотря на все свои заскоки (а может, наоборот, благодаря им), Геннадий уникальный специалист. Вот он, в отличие от зятя Натальи Алексеевны, способен откопать любую информацию. Но как подкатиться к парню? Что можно предложить в награду за левую работу человеку, который не пьет, не курит, не увлекается футболом?хоккеем, не смотрит на женщин, не водит машину, ненавидит отдыхать, питается ростками пшеницы и ходит в одной футболке вот уже третий год подряд? Гена симбиоз человека с компьютером. Купить ему некий прибамбас для работы? Вы бы видели офис Мулевина – чего там только нет! И бо?льшая часть аппаратуры заказана непосредственно на заводе?изготовителе, а потом модифицирована самим Геной.

– А ты чем займешься? – спросила Антонина.

Я зевнула.

– Сейчас доеду до дома и сразу лягу спать. Утро, как известно, вечера мудренее. Надеюсь, завтра мне в голову придут креативные идеи.

Глава 31

Противный ноющий звук вонзился в уши. Я пошарила рукой по тумбочке, потом приоткрыла один глаз. Ну и где мобильный?

Почему некоторые люди отправляют эсэмэски, не посмотрев на часы? Сейчас небось даже шести нет! Я забыла вчера задернуть гардины и вижу: за окном темно.

Пронзительное «пи?пи» повторилось. Я села. И по какой причине все те же бесцеремонные люди, не получив ответа, продолжают засыпать вас посланиями?

– Пи?пи! Пи?пи! Пи?пи!

Я сползла с кровати и пошла на писк. Вечером рухнула в постель, оставив мобильный на письменном столе. Ну, и кто у нас такой нетерпеливый? О, Зарецкий! Я открыла сообщение: «Дорогая Виола! Все необходимые вам материалы доставлены на электронный адрес в десять утра. Ваш И.»

Я опешила, потом посмотрела на часы. Одиннадцать? Ну и ну! Да я просто соня! Правда, слабым оправданием может служить дождь за окном, из?за которого на улице темно, как ночью, и то, что вчера я очень поздно заползла под одеяло. О каких материалах пишет Иван Николаевич? Вероятно, это меню его поминок или снимок выбранного «пентхауса».

Продолжая бесконечно зевать, я открыла ноутбук, вошла в почту и начала читать послание.

«Борис Андреевич Расторгуев. Детская клиника передала мальчика в дом малютки, где он находился год. Из?за черепно?мозговой травмы у младенца начались приступы эпилепсии, поэтому его после двенадцати месяцев пребывания в приюте опять перевели в больницу. Там подлечили и направили в специнтернат для детей с неврологическими проблемами. Кроме эпилепсии у ребенка были сложности с легкими, он плохо ел, отчего имел недостаток веса, но самой главной бедой являлась повышенная возбудимость. Мальчик легко впадал в ярость, кидался на воспитателей, врачей, на других детей, дрался, кусался, проявлял злобность, агрессивность, не желал играть со сверстниками, большую часть дня проводил, забившись в угол. Учитывая аномальное поведение, в пять лет ребенка перевели в заведение, где содержали детей с психическими отклонениями, и посадили на таблетки. Лечение принесло плоды, Борис более не бросался на окружающих, но его признали необучаемым – воспитанник с трудом научился пользоваться ложкой, а горшок так и не освоил. В шесть лет Борис Расторгуев был усыновлен семьей Варламовых. Петр Олегович и Евгения Львовна работали в том самом интернате, где содержался больной мальчик. Муж был учителем английского языка в местной коррекционной школе, жена врачом. У пары десять лет назад умер новорожденный сын, более детей у них не было. Борис получил новую метрику, стал Иосифом Петровичем Варламовым, и через два года его никто не мог узнать. Мальчик поступил во второй класс обычной общеобразовательной школы и практически не отличался от других детей. Успевал он средне, получал в основном тройки?четверки. Правда, английский совершенно ему не давался, пару раз в четвертях по этому предмету у него были двойки. Но если вспомнить, что в момент усыновления ребенок не понимал, как сложить простую пирамиду и сесть на горшок, нужно признать: приемные родители проделали гигантскую работу. Даже непонятно, как им удалось столь быстро социализировать очень больного мальчика.