116  

– Что же ты такой неаккуратный? – сердится дитя, обнаружив оторванный уголок приглашения. – Ничего тебе в руки дать нельзя, все в них горит. А я-то думаю: что случилось, что за гости такие пожаловали, что ко мне вдруг детство вернулось? А вы вон какие. Понятно все теперь…

Ему, вундеркинду, может, и понятно. Мне – нет. Маша, кажется, и вовсе в шоке. Изумленно переводит взгляд с меня на мальчишку и обратно; взор ее мечется, как пчела, застрявшая между оконными рамами.

– Ну что же вы ребенка испугались, – смеется карапуз. – Не нужно бояться, меня ни нянчить, ни пеленать, ни на горшок сажать не придется. Проходите лучше в дом. Посидите. Успокойтесь. А я пока пойду другим гостям покажусь, таким они меня еще не видели… Потом вернусь.

Он впускает нас в полутемную прихожую, пухлая ладошка повелительно указывает на одну из дверей.

– Посидите пока там, – говорит. – И ничего не бойтесь. В этом доме не умирают, так-то.

– Какой странный мальчик, – шепчет мне Маша, когда мы послушно заходим в отведенную для нас комнату и усаживаемся рядом на старом, но чертовски уютном диване.

Здесь горит настольная лампа под зеленым абажуром, под ноги стелется смешной тряпичный коврик, окна завешены плотными шторами яркого апельсинового цвета, а обои на стенах явно предназначены для детской: там резвятся какие-то зооморфные мультяшки в коротких шортах и пестрых рубахах, цветут незабудки, растут гигантские мухоморы. Но Маше нет дела до окон и стен, ее здорово взволновал давешний малыш.

– Разговаривает совсем как взрослый. И – ты слышал? – он сказал, что детство, мол, к нему вернулось, потому что мы в гости пожаловали… То есть нужно сделать вывод, что на самом деле он взрослый? Или как? Думаешь, это розыгрыш? Его родители подучили людей смущать? Ма-а-акс, скажи же хоть что-нибудь!

– Солнышко, – вздыхаю виновато, – да откуда же мне знать? Я – дурак дураком, ничего не понимаю. Мальчишка и правда странный. Он меня даже напугал немного… ну, не он сам, а это нелепое сочетание детской мордашки и старческой строгости.

– Трусишка, – улыбается она. – Трусишка зайка серенький под елочкой скакал… Слушай, а зачем мы вообще сюда приперлись? Пока ехали, мне было более-менее понятно, а теперь – нет. В самом деле, зачем?

– «Зачем» – это неправильная постановка вопроса, – говорит невысокий красивый старик, который, оказывается, уже стоит на пороге и внимательно слушает нашу болтовню. – Самые замечательные поступки всегда совершают не «зачем-то» и не «для чего-то», а просто так… Лучше уж спрашивать: «Почему?» На такой вопрос всегда найдется больше одного ответа, не так ли?.. Например: вы приехали сюда потому, что я давно ждал вас обоих в гости, но не смел торопить события, поскольку попасть в мой дом вы могли только вдвоем, а вам потребовалось немало времени, чтобы найти друг друга… Или же потому, что все предшествующие события ваших жизней незаметно подталкивали вас к этому маленькому безумству. Наконец, просто потому, что пришло время видеть сны наяву, а начинать следует именно с этого сна… Но я забыл представиться. Я – хозяин дома. Чаще всего меня называют именем Франк, впрочем…

– Вы – тот самый Франк, который обожает таскать непосвященных «на ту сторону»?! – вскакиваю и смотрю на него, потрясенный. – Вы – это он?!

– А ты – тот самый Макс, который однажды забрел в несбывшееся «Венское кафе», выпил там несбывшийся джин-тоник и подслушал вполне сбывшуюся болтовню моих старых друзей, – смеется незнакомец. – Не стоит придавать значение сплетням. Не так страшен Франк, как его малюют. И не бывает «непосвященных». Рождение человека – само по себе обряд посвящения. Всякий, кто однажды родился, уже избран и посвящен, а потому способен на все. Иных испытаний не требуется.

– Подождите-ка, вы оба, – незнакомым, чистым, без обычной воркующей хрипотцы, голосом говорит Маша. – Мне нужно собраться с мыслями. Построить карточный домик, хоть хижину дяди Тома. Все пока рассыпается, но… – Она пристально смотрит на Франка и вдруг улыбается удовлетворенно, как сытая кошка. – Вот. Вспомнила. Вы помогали дядечке в военной форме вынимать меня из-под земли, из люка, куда я провалилась, верно? Он поднимал меня вверх, а вы принимали. Я запомнила, как сквозь ваши руки просвечивало солнце, но никогда не могла восстановить в памяти ваше лицо. Это были вы, правда?

Франк смеется. Он тоже доволен. Я не понимаю ничего, но на всякий случай радуюсь за компанию. Моя Маша вдруг узнала странного старика; получается, что он спас ее когда-то. Наверное, это хорошо.

  116  
×
×