Загадай желание

Они стояли, смотрели друг на друга – достойные друг друга сероглазые упрямцы, два сапога пара. А Баба Ниндзя стояла у неплотно прикрытой входной двери в квартиру и тихонечко подслушивала, оправдывая тем самым данное ей прозвище.

– Ты это что же хочешь сказать? Ты ее любишь? А она – тебя? Нет? – вопрошала Анна. – Я не думаю, что она бы пошла тебе навстречу там… ну…

– В лифте? – усмехнулся Ванька.

Анна густо покраснела. Ни разу в жизни она не обсуждала такие вещи с младшим братом. С другой стороны, за последние несколько недель все так сильно изменилось. Анна с понятным ужасом и необъяснимой улыбкой на губах вспоминала о том, что творила сама, забывая о времени и теряя сознание в объятиях Матгемейна, в холщовой палатке его группы. Чувствовать такое – это точно грех. Но ведь этому невозможно противостоять. Анна отдала бы многое, чтобы снова оказаться в темной тесной палатке, в его руках. Анна вполне могла понять брата.

– Если между вами есть что-то – не упусти это, – сказала она, потихоньку ущипнув себя за запястье. От одних только мыслей о Матгемейне становилось больно.

– Она говорит, что ничего между нами нет, – вздохнул Ванька. – Жаль, что так получилось, на самом деле.

– О чем ты? Ничего еще и не получилось. Все можно исправить, если только ты в состоянии не паясничать, не петрушничать, а пойти к ней и поговорить по-человечески. Ты и Женька! С ума сойти.

– Это точно, – вздохнул Ванька. – И что мне делать? Пойти попросить ее подождать меня из армии?

– Ох ты, про это я вообще забыла, – воскликнула Анна. Подумала немного, прикусив губу. – Да. Именно так. Ты должен бороться за нее, если она тебе нравится. Она же от всех мужчин ждет плохого. Но ведь ты не такой! Хочешь, я поговорю с ней.

– Нет. – Он покачал головой. – Я сам. Я приду в пятницу, она у тебя будет, и мы поговорим. У меня есть одна идейка…

– Вот и хорошо, – согласилась Анна, теребя в руках грязный фартук. – Хотя ты все же будь поосторожнее с идейками. Знаю я тебя. Пойдем домой?

– Ну, а пиццу-то ты сделаешь? – спросил Ванька, поднимаясь с места.

Бабушка Ниндзя, услышав шум, тут же отступила назад. В умении шифроваться ей не было равных. И все же, хоть она и отступила, а последнюю фразу услышала. Ее произнес Ванька, будь он неладен.

– Знаешь, – сказал он. – Я уверен, что и ты просто обязана побороться за свое счастье. Обещаешь, что не откажешься от него просто так? Обещай мне прямо сейчас.

Пауза была долгой. Анна так и не ответила брату. Во всяком случае, свекровь ничего не услышала, но она все равно нахмурилась. Опасно. Она могла просто кивнуть. Или промолчать, но про себя подумать, что нужно все же дать ирландцу шанс. Черт его принес на наши головы, этого мерзавца. Откуда только взялся. И не то чтобы свекровь была против того, чтобы Аня была счастлива. Скорее, наоборот. Но только не так, не с этим ирландцем. Слишком далеко. И потом, разве она не сказала сама – такая ноша слишком тяжела для простого музыканта. Анна – мудрая женщина, она сделает правильный выбор и примет правильное решение. Во всяком случае, Бабушка Ниндзя надеялась на это. Очень надеялась.

* * *

Конечно, она его приняла. Полная ненависти к себе, Анна сидела на мраморной скамейке среди могильно тихих коридоров колумбария и плакала, жалуясь своему мертвому мужу на то, что слишком жива, чтобы перенести все это легко. В руках у Анны был зажат смятый перепачканный слезами листок, исчерканный и сто раз переписанный наново черновик письма для Матгемейна Макконели, для Матюши. Последнее письмо, отправленное Анной сегодня утром после долгой бессонной ночи. То, что кто-то кого-то любит, не может стать причиной чужого несчастья, верно? Владимир смотрел на Анну со своего портрета и улыбался, морские якоря поблескивали в свете трепещущей свечи. Но Анне казалось, что он ее слышит, что он отвечает ей.

– Это лучше прекратить прямо сейчас, правильно? – спрашивала она, теребя уже и без того истерзанный листок.

– Я не знаю. Ты сама-то как считаешь?

– О, если ты спросишь меня, то я прямо сейчас вскочу и побегу в аэропорт. Но ведь это будет ужасно. Дети, твои дети, между прочим, – что они скажут на все это? У Машеньки здесь все подруги. Мальчишек приняли в хоккей. А Матюша – он же даже не понимает, он только говорит, что ему все равно, но это же не так! Он ни разу не провел и дня в обществе детей, откуда ему знать, что он справится? А вдруг дети его возненавидят? И Ирландию эту! А он улетит на свои концерты и там рано или поздно встретит еще одну белокурую девушку, которая его поразит?