Загадай желание

– Ты ревнуешь? – усмехнулся Владимир (так, во всяком случае, Анне показалось).

– Я дико ревную. Я смотрю на его фотографию по сто раз на дню.

– Так ты не удалила ее? Нет? А он уже получил письмо?

– Я не знаю. – Анна уронила лицо в ладони. – Я думаю, что да. Я не проверяю почту, выключила телефон. Я пока что побуду без телефона, немножко. Не вынесу, если он станет меня уговаривать. А если не станет – будет еще хуже. Мне просто нужно время. И знаешь что еще? Я тут вдруг подумала, а как же это будет, если я выйду за кого-то замуж? Вот если бы Матгемейн был бы не Матгемейн, а Михаил Соколов и жил бы в Москве. Я бы ведь выскочила за него, едва бы он только позвал. Я совсем спятила, понимаешь? Я слишком долго была одна. Что тогда? Я столько времени думала о том, что мы с тобой хотя бы на том свете снова будем вместе. А как же теперь? Я не понимаю, с кем бы я тогда осталась там… на том свете.

– Деточка, но ты все еще на этом, и хотя я давно мертв и явно порожден твоим собственным воспаленным воображением, даже я скажу тебе – ты должна быть счастлива. А на том свете уж разберемся как-нибудь. И потом, с чего ты взяла, что у меня тут, в загробном мире, не нашлось подружки?

– Что? – вытаращилась Анна и запоздало поймала себя на том, что выкрикнула это вслух и голос ее разнесся по пустым гулким коридорам.

Она покачала головой. Совсем с ума сошла. Никого там нет! Это просто кусок мрамора. Ничего больше! Никто не может успокоить ее, никто не даст совета, который бы помог ей снова нащупать почву под ногами. Она и сама отлично знает, что ей нужно делать – знает и делает.

Анна опустила взгляд на свои руки, на жалкий клочок бумаги, последнее письмо, где она сказала все прямо и честно – так прямо и так честно, как только смогла. А уж что там перевел Google, черт его знает. Она сказала, что любит его, но что чувство это может пройти и испариться – Анна, во всяком случае, на это надеялась. Этому надо только дать немного времени. Еще она написала, что обстоятельства ее жизни слишком запутаны; она прикована к своему дому, к своим детям и к свекрови – любовь и долг висят на ее руках кандалами. Ей жаль, но иначе нельзя. Им придется забыть друг друга сейчас, пока еще не стало поздно, пока они не приросли друг к другу по-настоящему. Иначе это станет в тысячу раз больнее, и придется прощаться, собирая обломки того, что обречено на то, чтобы быть разбитым. Она желала Матгемейну счастья, искренне желала – легкого, искристого, как ледяное шампанское, веселого, как ирландский танец. Его улыбающееся лицо, его сумасшедшие рыжие волосы отдалялись, уплывали все дальше и дальше – куда-то в небо. Если тебе повезло встретить человека, который создан для тебя, тем страшнее остаться после этого в одиночестве.

– Помоги мне, ладно? Я не представляю, как выдержу все это! – прошептала Анна, а потом задула свечку, протерла маленькую полочку возле Володиного портрета и поправила немного букетик искусственных ландышей. И ей на секунду показалось, что Владимир кивнул ей и ласково улыбнулся.

– У тебя есть друзья, – услышала она его голос в своей голове, и от этой мысли ей стало хоть немного теплее.

Анна выдохнула, встрепенулась, поправила волосы и пошла к выходу. Пора было сделать еще одно дело, но за это дело она совсем не волновалась. С ним-то проблем не будет.

* * *

Анна договорилась с Заступиным, что они встретятся около шести часов вечера. От Ваганьковского кладбища до «Речного вокзала» ходили троллейбусы, так что у нее было время, чтобы подумать и немного успокоиться. По крайней мере, второе решение, которое она приняла, совпадало с тем, чего она хотела. Какая же это мука смертная, – делать не то, что хочешь, а то, что надо. Кто придумал все эти правила, кому не спалось спокойно? Почему люди не могут просто жить счастливо, пока есть такая возможность? «Ладно, Заступин. Эх, не понравится тебе то, что я скажу».

– Как ты? Я звонил тебе в выходные, но ты так мне и не перезвонила. Ты не слышала звонка? – Заступин встретил Анну у памятника в парке Дружбы. Он выглядел усталым и невыспавшимся, взволнованным.

Анна в который раз подумала о том, как было бы хорошо, если бы она смогла полюбить его. Он мне нравится, я могу смотреть на него без отвращения, от него приятно пахнет «одеколоном». Но с Матгемейном она испытывала головокружение. С ним все было другое! Это когда губы уже болят от поцелуев, а ты все еще не можешь остановиться – тебе нужно еще, тебе не хватает, ты не можешь насытиться!