А я люблю военных…

Тогда о плешивом мужике узнают из отчетов тех ребят, которые меня выгнали.

В том, что отчеты в самые кратчайшие сроки на стол Владимира Владимировича попадут, я не сомневалась. Он устроит разборку полетов серьезную: шутка ли, какая-то придурашная баба из-под самого носа крутых эфэсбеэшников ушла!

Ха-ха!!!

Вот она я!!!

Как тут не загордиться?

И еще меня в нескромности будут обвинять!

Впрочем, до этого опускаются только завистливые люди.

Но бедный Владимир Владимирович. Мне прямо его уже жалко. Хоть бери и обратно возвращайся, так теперь ему будет нехорошо. Да-аа, президент за меня по головке не погладит — такая потеря!

Я бы тоже не погладила, но вернемся к отчетам. Как только Владимир Владимирович узнает о плешивом мужике, тотчас пожелает знать кто он такой? Из какой квартиры? Или к кому в гости приблудился? Или с кем из бомжей кентуется? Уж бомжи-то должны его знать.

На это я ему отвела час, но, думаю, мало часа. Пока опросят всех соседей, пока подвалы осмотрят, пока с бомжами пообщаются…

Короче, установят, что роль мужика играла я, дальше что?

Объявят в розыск. Портрет мужика составят, доблестных работников милиции оповестят…

Еще час, но и здесь вряд ли уложатся. Следовательно в самом худшем случае я имею целых два часа.

“За это время неспеша успею до редакции добраться, избавлюсь от плешивого мужика в подъезде соседнего дома, в туалете редакции умоюсь, приведу себя в порядок и заберу свой гонорар,” — решила я и отправилась в редакцию в роли плешивого мужика, поскольку не было у меня сомнений в том, что мой натуральный портрет был мгновенно объявлен в розыск.

Относительно редакции были у меня некоторые опасения, но поразмыслив, я сочла свой поступок настолько диким, что вряд ли Владимир Владимирович его в число вероятных включал. К тому же не мог он знать, что я за своей хронической занятостью никогда не спешила за гонорарами, а потому невольно копила приличные суммы.

В общем, посетить редакцию я рискнула и не прогадала: гонорар мне выдали, а заодно я поняла, что о покушении на президента и не догадывается народ. А уж о том, что покушалась я и говорить нечего. Если в редакции и были удивлены моему появлению, то лишь по той причине, что пришла я без предупреждения и в очень мятом платье, чему сильно оказал содействие костюм плешивого мужика.

“Пока дела идут неплохо,” — бодро подумала я, выходя из редакции.

Однако, поймав на себе заинтересованный взгляд проходящего мимо сержанта милиции, мнение это я тут же переменила.

Более того, во мне обнаружилась паника. Я превратилась в один животрепещущий вопрос:

“Куда пойти? Куда податься?”

Только наивный человек может полагать, что милицию легко обмануть. Не говоря уже о прочих органах. Если где-то кого-то не нашли, значит не очень-то и хотели.

Надеяться на то, что не очень захотят найти и меня, я не могла, потому и запаниковала. Способствовали этому и некоторые мои знания, полученные в процессе бурной жизни. Знания говорили: к друзьям и знакомым лучше не соваться.

Я, ценой нечеловеческих мучений практически бросившая есть и курить, (вот какие чудеса творит с людьми гонка за здоровьем!) купила дюжину пирожных, бутылку воды и пачку сигарет. В первом попавшемся дворе отыскала приличную лавочку, где, напрочь забыв о фигуре, в один присест слопала пирожные, заполировала их газировкой и, обессиленная, отвалилась на хлипкую спинку, с удивлением глядя на свой рискованно раздувшийся живот.

“Как тяжело быть преступницей,” — подумала я и с наслаждением закурила.

Как только я закурила, во мне сразу появились два традиционных желания. О первом говорить не буду — его я кое-как подавила, о втором же скажу: захотелось мыслить.

“К подругам соваться нельзя, — начала мыслить я, — к знакомым тоже. Соседи тем более отпадают.”

Возникал вопрос: а куда можно?

Ответ потрясал своей трагичностью: никуда!

От такого ответа во мне восставало все: от пирожных до газировки.

Как это — никуда?!

Не могу же я ночевать на этой лавочке!

Да и опасно, вон уже какой-то незнакомый мужик смотрит на меня с неясной целью…

Вышедший из подъезда мужчина действительно смотрел на меня излишне пристально. Он был симпатичен и статен, новенький дорогой спортивный костюм удивительно органично сидел на нем и не вызывал недоумения, поскольку было очевидно, что хозяин костюма действительно дружит со спортом и костюм куплен не для того, чтобы выносить в нем мусор или ходить за хлебом…