Эдем

Бекс улыбнулся:

— Ты можешь.

Джаред положил ладонь на мою руку и медленно опустил ее:

— Это называется «инстинкт». Это у тебя в крови, Нина. Надо только отдаться ему.

Я посмотрела на полено и повторила, поднимая оружие:

— Отдаться ему.

Бекс снова толкнул деревяшку.

Я заставила себя отключиться от всего — не замечать ни ветра, ни пения птиц, ни надоедливых волос, липнувших к блеску на губах. Отключила все, даже мысли. Ум сосредоточился на мишени, и я будто слилась со всем вокруг — ощущала качание полена, натяжение веревки, ее трение о ветку дерева и как все это соотносится с полетом пули. Сделав вдох, я выстрелила. Бекс остановил полено.

— Отлично!

Пуля впилась в дерево парой дюймов выше пули Бекса. Я улыбнулась, а Джаред прижал меня к себе и поцеловал в макушку.

После этого Бекс снял с задка «эскалады» запасное колесо и прикрепил по центру мишень, после чего взошел на вершину холма. Я стояла на середине склона. Бекс отпустил колесо, и, пока оно скатывалось сверху вниз по траве, я сделала несколько выстрелов. У подножия холма шина свалилась набок.

Бекс сбежал вниз, перевернул колесо и, широко улыбаясь, поднял вверх большой палец.

— Ты сегодня хорошо поработала, — похвалил меня Джаред.

— Знаю.

Джаред положил ладони по бокам моего живота и сказал:

— Мамочка сегодня была молодцом, правда, Горошинка?

Выждав немного, он продолжил:

— Кажется, все в порядке. Твой пульс и пульс ребенка, давление, дыхание — в норме. Думаю, Горошинка ничего не заметила.

— Значит, мы можем продолжать?

— Да, — согласился Джаред.

Я указала на книгу, зажатую у него под мышкой:

— Ты что-нибудь нашел?

— Кажется, придется ехать в Вунсокет, — без тени улыбки ответил Джаред.

Бекс помог нам загрузить вещи в «эскаладу», помахал рукой и, запрыгнув на мотоцикл, покатил домой к Лиллиан.

Мы поехали на север. Прошло минут двадцать. Джаред молчал. Он уставился прямо вперед и не замечал невероятно яркой летней зелени по сторонам шоссе. А я отдалась созерцанию. Тем временем Джаред мысленно готовился к разговору с отцом Фрэнсисом. Подбирать слова, формулировать вопросы, когда сам не знаешь, чего ищешь, — это раздражает. Я положила руку на подлокотник, и Джаред почти инстинктивно накрыл ее ладонью.

Мой муж был по-прежнему прекрасен, треволнения тех лет, что прошли с момента нашего знакомства, сказались только на его глазах. Он выглядел усталым и встревоженным, но не собирался отступать. Он поднес мою руку к губам и поцеловал, а потом отпустил ее и положил ладонь мне на живот. Казалось, это его немного успокоило.

— Может быть… может быть, ты вообще действуешь неправильно? — предположила я.

— Я весь внимание.

— Что, если ты читаешь не ту книгу? Остановить пророчество уже невозможно. Ты ищешь способ привлечь небеса на нашу сторону?

— Верно.

— Ты не найдешь ответа на вопрос о небесах в книге об аде.

Джаред обдумал мои слова, но ничего не ответил, только кивнул, дав понять, что принял к сведению. Я накрыла его руку своей, и Джаред вернулся к размышлениям.

Мы миновали зубчатую стену. Нас приветствовал Вунсокет. Теперь — к Святой Анне. Церковь окружена желтой лентой. В окнах, прежде украшенных витражами, стекол не было; осколки аккуратно вынули, а дыры заколотили досками или затянули пленкой.

Джаред припарковался, и мы поднялись по ступенькам. Попытка войти в дверь не увенчалась успехом, Джаред попробовал открыть еще одну и еще — заперто. Летний ветер трепал пленку, и она громко хлопала. В остальном было тихо; городок будто вымер.

Джаред огляделся и заметил одинокого прохожего.

— Простите, — обратился он к незнакомцу, — эта церковь закрыта?

Мужчина пожал плечами:

— Отец Фрэнсис не открывал ее после взрыва и служб не проводил.

С этими словами прохожий пошел своей дорогой.

Взрыв. Шах и его прихвостни едва не развалили церковь во время нашего последнего «свидания». Святая Анна выглядела теперь так, будто находилась в зоне боевых действий. Кое-что подремонтировали, но Вунсокет уже давно перестал быть бурно развивающимся индустриальным центром. Здешние жители, которые однажды совместными усилиями собрали средства на украшение центра общественной жизни росписями и витражами, теперь были заняты борьбой с экономическим спадом. И вообще, их приоритеты изменились.