Мое ходячее несчастье

— Ну да, едем…

— Ты пробудешь там все праздники?

Она пожала плечами, с видимым усилием пытаясь сделать вид, будто мое присутствие ее нисколько не смущает.

— Может быть. У меня очень хорошие отношения с родителями Мерик.

— А с твоей мамой?

— Она алкоголичка, Трэвис. Ей что День благодарения, что не День благодарения — она даже дат не разбирает.

У меня подвело живот: Голубкин ответ на следующий вопрос мог стать моим последним шансом. Услышав раскат грома, я поднял голову и поморщился, когда на лицо мне упало несколько крупных капель.

— Хочу попросить тебя об одолжении, — сказал я, втягивая шею. — Иди сюда. — Я потащил Эбби под ближайший навес, где мы могли укрыться от внезапно разошедшегося ливня.

— О каком? — спросила она, заподозрив неладное.

Из-за шума дождя мне было плохо ее слышно.

— Э-э-э… — замялся я. Мои нервы напряглись до предела, мозг забил тревогу, но я все-таки решился: — Мои братья и отец по-прежнему ждут тебя в четверг.

— Трэвис! — простонала Эбби.

Я посмотрел на свои ботинки.

— Ты ведь обещала прийти.

— Знаю, но… Ты не считаешь, что теперь это будет немного неуместно?

— Ты обещала прийти, — повторил я, стараясь, чтобы голос казался спокойным.

— Я пообещала это тебе до того, как мы расстались. Теперь все изменилось. Неужели не ясно?

— Нет, не ясно. И уже ничего не переиграешь: Томас забронировал билет на самолет, Тайлер взял выходной. Все хотят тебя видеть.

Эбби поморщилась и принялась накручивать на палец мокрую прядь волос.

— Твои братья в любом случае приехали бы на праздник к отцу, разве нет?

— Не все. Мы уже несколько лет не собирались в День благодарения полным составом. Ребятам непросто выбраться, а на этот раз я пообещал им настоящий праздничный ужин. С тех пор как умерла мама, у нас на кухне не появлялась ни одна женщина и…

— Вам что, кухарка нужна?

— Да нет, конечно. Ты же знаешь, Голубка: я не это имел в виду. Я только пытаюсь сказать, что мы все очень хотим тебя видеть.

— Ты не рассказал отцу и ребятам о нашем разрыве?

— Пока нет. Папа начнет меня расспрашивать, а я еще не готов об этом говорить. Мне до старости придется выслушивать, какой я дурак. Пожалуйста, Голубка, приходи.

— Индейку нужно поставить в духовку в шесть утра. Тогда в пять мы должны будем отправиться к тебе домой…

— Давай там и заночуем.

Она возмутилась:

— Ну уж нет! Хватит с меня и того, что я должна буду врать твоим родственникам, изображая, будто мы все еще встречаемся!

Такой ответ уязвил мое самолюбие, хотя, строго говоря, другой реакции ждать и не приходилось.

— Ты так кипятишься, словно я тебя из окна попросил выпрыгнуть.

— Ты должен был им все рассказать!

— И расскажу. После Дня благодарения. Обязательно расскажу.

Эбби вздохнула и отвела взгляд в сторону. Ожидание ответа было таким же мучительным, как если бы мне под ногти загоняли иголки.

— Хорошо, я приду. Но ты должен пообещать, что это не какая-нибудь очередная уловка и ты не будешь уговаривать меня восстановить наши отношения.

Я кивнул, стараясь сохранять невозмутимый вид:

— Обещаю.

Голубка сжала губы, но в глазах у нее все-таки мелькнул чуть заметный намек на улыбку.

— Увидимся в пять.

Я наклонился и поцеловал Эбби в щеку. Собирался просто по-дружески чмокнуть, но губы так соскучились по ее коже, что трудно было их оторвать.

— Спасибо, Голубка.

После того как Шепли с Америкой погрузили вещи в «хонду» и отправились в Уичито, я сделал уборку в квартире, разобрал постиранное белье, выкурил полпачки сигарет, сложил сумку для ночевки у отца и обругал часы за то, что медленно вдут. Еле дождавшись половины пятого, я выбежал на улицу, сел в «чарджер» Шепа и поехал в «Морган», стараясь не гнать слишком быстро.

Эбби открыла мне дверь. Как ни странно, мое появление явно ее удивило.

— Трэвис? — пробормотала она.

— Ты готова?

Она недоумевающе на меня посмотрела:

— Готова к чему?

— Мы же договорились, что я заеду за тобой в пять!

Она сложила руки на груди:

— Вообще-то, я имела в виду пять часов утра.

— Ой! А я сказал отцу, что мы сегодня у него ночуем… Ладно, придется ему перезвонить…