Мое ходячее несчастье

— Зд о рово! Нам как раз пора развеяться!

Прежде чем я успел что-нибудь сказать, Мерик утащила Эбби из гостиной. Суетиться ни к чему. Я надеру задницу этому Брэди, срублю зелени на оплату аренды и всех счетов за ближайшие несколько месяцев, и все пойдет как раньше. Ну или почти как раньше. Эбби вернется в «Морган-холл», а я буду стараться лишний раз не высовываться из дому, чтобы случайно не убить Паркера.

Америка громко спорила с Эбби о том, что лучше надеть, а Шепли уже спрятал телефон и теперь позвякивал ключами от машины.

— Эй, вы с нами или как? — крикнул он в сторону моей спальни, где прихорашивались девчонки.

Мерик выбежала в холл, но, вместо того чтобы направиться к выходу, шмыгнула в комнату Шепа. Он улыбнулся и закатил глаза.

Через несколько минут Америка снова предстала перед нами: на ней было короткое зеленое платье. Эбби вышла в обтягивающих джинсах и желтом топе, который так здорово подчеркивал груди. И они подпрыгивали при каждом ее шаге.

— Черт возьми, Голубка! Ты смерти моей хочешь? Иди переоденься!

— Почему? — удивилась она, оглядывая свои джинсы, хотя проблема была не в них.

Америка вступилась за подругу:

— Она классно выглядит, Трэв, не придирайся!

— Надень что-нибудь удобное. Например, футболку и кеды, — сказал я, подводя Эбби к своей комнате.

— Что? — озадаченно спросила она. — Зачем?

Мы остановились у двери спальни.

— Затем, — объяснил я, — что, если ты пойдешь так, я буду думать не о Хоффмане, а о том, кто там пялится на твою грудь.

Может, это прозвучало не слишком хорошо, но я не преувеличивал: явись Эбби в таком виде, я действительно не смог бы сосредоточиться. А проиграть бой мне не хотелось.

— Раньше ты говорил, тебе наплевать, кто что подумает! — парировала она, начиная дымиться.

Кажется, она меня не понимала.

— Тут совсем другое, Голубка. — Я бросил взгляд на ее гордо выпяченные груди: может, отменить все на фиг и потратить остаток вечера на то, чтобы избавить их от белого кружевного лифчика и попробовать на ощупь? Я встряхнулся и снова посмотрел Эбби в глаза. — В этом тебе нельзя идти на бой. Поэтому… пожалуйста, просто… просто переоденься, пожалуйста.

Я захлопнул дверь, втолкнув Голубку в комнату, прежде чем успел бы послать все к черту и поцеловать ее.

— Трэвис! — крикнула она из спальни.

Послышалась беготня. Потом мне показалось, что через всю комнату пролетели туфли и шлепнулись на пол. Наконец дверь открылась. Эбби была в футболке и кедах. Она по-прежнему выглядела сексуально, и все-таки теперь я мог бить Хоффмана и не думать каждую минуту о том, не лапает ли ее кто-нибудь.

— Так лучше? — фыркнула она.

— Да! Побежали!

Шепли с Америкой были уже в машине и, едва завидев нас, рванули со стоянки. Я надел очки, подождал, пока Эбби не усядется позади меня на «харлей», и мы выехали на темную улицу.

На подъезде к «Джефферсону» я сбавил скорость до минимума, выключил фары. Припарковался на задворках и подвел Эбби к черному ходу. Она вытаращила глаза и нервно усмехнулась:

— Ты же это не всерьез, да?

— Это еще парадный подъезд. Ты бы видела, как сюда заползают остальные.

Я проскочил в окошко полуподвального этажа и, стоя в темноте, принялся звать Эбби.

— Трэвис! — не то вскрикнула, не то прошептала она.

— Давай, Голубка! Свешивай ноги и прыгай. Я поймаю.

— Совсем спятил! Не буду я прыгать не пойми куда!

— Говорю же, я тебя поймаю. Обещаю. Пошевеливай задницей!

— Это бред! — зашипела Эбби.

Передо мной в тусклом свете появились ее ноги: она осторожно просунула их в окно, но в итоге, как ни примерялась, все равно не спрыгнула, а упала. Прямо мне в руки. Даже ловить не пришлось. Ее слабый крик разнесся по пустой бетонной коробке и отдался эхом.

— Прыжочек так себе. Но что с вас, девчонок, возьмешь? — сказал я, ставя ее на пол.

Через темный полуподвал мы прошли в комнату, примыкающую к той, где должен был происходить поединок. Адам уже вооружился мегафоном, и его выкрики выделялись в общем шуме. Море зрителей ощетинилось руками, сжимающими купюры.

— Что будем делать теперь? — спросила Эбби, крепко хватаясь пальчиками за мой бицепс.

— Ждать. Адам примет ставки, а потом я выйду.