Мое ходячее несчастье

— Хотел дождаться твоего возвращения.

Она наморщила нос:

— Тебе совершенно незачем меня нянчить.

Я провел пальцами по ее руке: какая она теплая!

— Знаю. Но я по-прежнему чувствую себя виноватым из-за прошлой ночи.

— Я же сказала: меня это не касается.

— Раз так, то почему ты ушла от меня спать на кресло? Потому что тебя все это не касалось?

— Не могла заснуть, после того как уехали твои… гости.

— Но в кресле же ты заснула? Почему не в постели?

— Рядом с парнем, который только что выпроводил из квартиры двух пьяных девиц и до сих пор ими пахнет? Даже не знаю! Какая я эгоистка!

Я поежился, пытаясь выбросить из головы описанную Эбби картину.

— Говорю же, мне очень жаль.

— А я говорю, что меня это не касается. Спокойной ночи. — И она повернулась на другой бок.

Я потянулся к ней, взял ее руку и стал гладить нежную кожу между пальчиками. Потом придвинулся ближе и поцеловал волосы.

— Я страшно беспокоился, что ты больше не станешь со мной разговаривать… но твое безразличие оказалось еще хуже.

— Чего тебе от меня нужно, Трэвис? Ты не хочешь, чтобы я огорчалась из-за твоих выкрутасов, но в то же время хочешь, чтобы мне было не все равно? Ты говоришь Америке, что не собираешься со мной встречаться, но, когда я говорю про нас то же самое, взрываешься, вылетаешь из квартиры и напиваешься до безобразия? По-твоему, тут есть хоть какая-нибудь логика?

Ее слова меня удивили.

— Так ты потому все это наговорила Америке, что слышала, как я сказал, будто не собираюсь с тобой встречаться?

На ее лице отобразилась смесь шока с яростью.

— Нет, я сказала, что думаю. И совсем не для того, чтобы тебя обидеть.

— А я сказал те слова, просто чтобы не рушить то, что есть. Я пока не готов стать тем, кто тебя достоин, не понял еще, как это сделать, и мне нужно время.

Нелегко было такое выговорить, но я себя заставил.

— Для чего бы ты ни сказал эти слова, сейчас я хотела бы поспать. У меня завтра свидание. Точнее, уже сегодня.

— С Паркером?

— Да. Не возражаешь, если я все-таки вздремну?

— Разумеется, — сказал я и резко встал.

Я прошел мимо Эбби (она промолчала), сел в кресло и включил телевизор. Слишком долго сдерживать темперамент оказалось не в моих силах. Черт! Эта девчонка чуть не под кожу мне забралась! А разговаривать с ней все равно что с черной дырой. Даже в тех редких случаях, когда я прямо высказываю свои чувства, мои слова для нее пустой звук. Она слушает меня избирательно, и это бесит. Я попытался достучаться до нее, назвал вещи своими именами, но в итоге она, по-моему, только разозлилась.

Через полчаса поднялось солнце. А я, несмотря на клокотавшие внутри остатки раздражения, наконец-то задремал.

Вскоре зазвонил мой сотовый. В полусне я пошарил вокруг себя, нашел телефон и приложил к уху:

— Да?

— Привет, недоумок! — громко поприветствовал меня Трентон.

— Который час? — спросил я, взглянув на телевизор: показывали субботние утренние мультики.

— Десять с чем-то. Нужно, чтобы ты помог с папиным грузовичком. Похоже, что-то с зажиганием. Даже не заводится.

— Трент, — сказал я, зевая, — я же ни хрена не шарю в машинах. Поэтому и езжу на мотоцикле.

— Тогда попроси Шепа. Мне через час ехать на работу, а отцу надо помочь.

Я опять зевнул:

— Трент, я только что спать лег! А Тайлер там у вас чем занимается?

— Поднимай свою задницу и дуй сюда! — рявкнул Трентон, перед тем как бросить трубку.

Я кинул телефон на диван и посмотрел на экран телевизора. Трент угадал: было двадцать минут одиннадцатого.

Дверь в комнату Шепли была закрыта. Я несколько секунд постоял, прислушиваясь, потом дважды стукнул и заглянул внутрь:

— Шеп! Шепли!

— Чего?

Голос у него был такой, будто он наелся щебенки и запил ее кислотой.

— Помощь нужна.

Мерик что-то промычала, но не пошевелилась.

— Кому? Какая помощь?

Шеп сел, подобрал с полу футболку и надел ее.

— Отцовский грузовик не заводится. Трент думает, это зажигание.

Одевшись, Шепли наклонился к Америке:

— Детка, я съезжу на несколько часов к Джиму.

— А?

Он поцеловал ее в лоб:

— Помогу Трэвису разобраться с грузовиком Джима. Скоро вернусь.