Мое ходячее несчастье

— Слышал? — спросила Эбби.

— Да. До скорого, Голубка.

Я нажал отбой, и мы с Шепли быстро спустились к машине. Не знаю почему, но я нервничал.

— Ты позвонил этому уроду?

Шеп кивнул, заводя «чарджер»:

— Пока ты был в душе.

— Приедет?

— Не к началу. Разбухтелся, что его поздно предупредили, но я сказал, не фиг было болтать. Если б не он, вообще бы ничего не пришлось переносить. Он прикусил язык.

Я улыбнулся. Паркер всегда меня раздражал, но, не пригласи я его, Голубка бы расстроилась. Поэтому я себя пересилил и попросил Шепа его позвать.

— Надеюсь, ты не напьешься и не захочешь ему врезать? — спросил Шепли.

— Не знаю, не знаю. Обещать ничего не могу. Паркуйся вон там, в сторонке, чтобы Эбби не увидела машину.

Мы поднялись и постучали. В квартире Брэзила было тихо.

— Это мы! Открывайте!

Дверь открылась, и на пороге появился Крис Дженкс с глупой ухмылкой на физиономии. Он уже надрался и стоял, раскачиваясь из стороны в сторону. Это был единственный человек, который нравился мне еще меньше, чем Паркер Хейс. Поговаривали, что один раз на вечеринке в «Сигме Тау» Дженкс что-то бросил девчонке в бокал. Многие в это верили, ведь в здравом уме ни одна телка не согласилась бы с ним переспать. Поскольку доказательств не было, я пока просто старался за ним приглядывать.

Я вопросительно посмотрел на Шепа. Он поднял руки, показывая, что понятия не имеет, откуда здесь взялся Дженкс. Взглянув на часы, я выключил свет, и мы стали ждать Эбби, смахивая с лиц серебристые хвостики воздушных шаров, которые висели под потолком. В маленькую гостиную набилось столько народу, что невозможно было пошевелиться, чтобы в темноте кого-нибудь не задеть.

В дверь постучали. Мы все замерли. Открывать никто не пошел. Несколько человек начали перешептываться, остальные на них зашикали. Наконец снова послышался стук, и только тогда Брэзил распахнул дверь. Увидев Эбби на пороге, мы в один голос крикнули: «С днем рождения!»

Голубкины глаза расширились, потом она улыбнулась и быстро прикрыла рот рукой. Америка подтолкнула ее, они вошли, и все сгрудились вокруг именинницы. Когда я направился к ней, гости расступились.

Выглядела она потрясающе. Серое платье и желтые туфли на каблуках. Я поцеловал Эбби в лоб, поднеся ладони к ее лицу:

— С днем рождения, Голубка.

— Но ведь он только завтра, — сказала Эбби, улыбаясь всем, кто стоял вокруг нас.

— Поскольку тебе на нас донесли, нам пришлось быстренько все переиграть. Хотели удивить. Ты удивлена?

— Еще как!

Финч бросился к Эбби с поздравлениями, а Америка подтолкнула ее локтем:

— Хорошо, что я потащила тебя сегодня по магазинам! А то явилась бы ты сюда фиг знает в каком виде!

— Классно смотришься! — сказал я, оглядывая Голубку.

Комплимент, конечно, получился не слишком поэтический, но сейчас, на виду у всех, не хотелось переусердствовать.

Брэзил подошел и заключил Эбби в свои медвежьи объятия:

— Америка тебе небось наплела, какой я страшный и как она не хочет идти ко мне одна? Так имей в виду: это только для того, чтобы тебя сюда заманить!

Мерик рассмеялась:

— А ведь сработало!

Эбби помотала головой, по-прежнему улыбаясь и глядя по сторонам широко раскрытыми глазами: еще не оправилась от удивления. Она наклонилась к Америке и что-то ей шепнула, та ответила, тоже шепотом. Я хотел спросить, в чем дело, но тут Брэзил врубил стереосистему на полную мощность, и все радостно вскрикнули.

— Иди сюда, Эбби. — (Они прошли на кухню и остановились перед шеренгой стопок.) — Принимай поздравления от футбольной команды, детка, — с улыбкой сказал Брэзил, разливая текилу. — Так мы празднуем дни рождения: тебе стукнуло девятнадцать, значит ты получаешь девятнадцать стопок. Можешь опустошить их все сама или поделиться с друзьями, но чем больше выпьешь, тем больше получишь вот этого. — Он помахал пачкой двадцатидолларовых купюр.

— О боже! — взвизгнула Эбби.

При виде такого количества зелени у нее загорелись глаза.

— За дело, Голубка! — подбодрил ее я.

Она с подозрением взглянула на Брэзила:

— По двадцатке за каждую выпитую стопку?

— Именно так. Но если учесть, что ты у нас далеко не тяжеловес, думаю, к концу вечера мы потеряем баксов шестьдесят, не больше.