Та ещё штучка!

– Я и сам не думал. По пьяни сыграли, Чарльз тоже не особо походил на профессионального картежника, скорее на профессионального пьяницу.

– Твое беззаботное и безответственное отношение к жизни должно было закончиться чем-то подобным, – по-своему отреагировал Эрвин.

– Прекрати чесаться, – фыркнула Аня.

– Ага, думаешь, не чешется?! Непонятно, причина в клее, собственных волосах или в пыльной старой шкуре. Мне очень трудно дышать, и все тело болит.

– Хватит хныкать, давай посмотрим, что я могу сделать. – Эрвин придвинулся к нему и взялся за массивную голову медведя.

По тому, как напряглись мышцы у него на руках, Аня поняла, что силу он прикладывает нешуточную. Раздавались треск, скрип и стоны, пока медведь не взмолился человеческим голосом:

– Прекрати, Эрвин! Так ничего не получится, ко мне эта шкура прилипла насмерть! Не знаю, что делать! Срезать ее ножом или ножницами, обращаться к специалистам по разделыванию туш или в службу спасения, а может, мне просто сделать эпиляцию! Я не знаю! Но ты сейчас со своей силищей точно медвежью голову снимешь вместе с моей.

Эрвин отступил, а на его плече отчетливей проступило красное пятно.

– Тебе больно? – приблизилась к нему Аня. – Прости, я была так напугана встречей с говорящим мишкой, что даже не поблагодарила тебя за то, что ты нес меня на руках, словно благородный рыцарь, да еще тебя ранили.

– Ранение легкое, вот только много крови потерял, и слабость не позволила мне продолжить бег: открылась рана, полученная на празднике молодого вина. Спасибо Марату, что припрятал нас.

– Ага! Этот идиот, видимо, меня искал, а нарвался на вас.

– Мы как раз рассматривали пень, в который так никто денег и не положил.

– Понятно, почему Чарльз к вам пристал, – чихнул Марат, тщетно пытаясь вытереться лапой. – А я это место недавно обнаружил, решил спрятаться на время, отдохнуть и ночью попробовать выбраться к людям.

– Понятно! Ты же медведь! Вот уже и берлогу себе присмотрел, – рассмеялась Аня.

– А меня больше интересует, как бы на тебя отреагировали люди, к которым ты вышел бы со своими просьбами избавить тебя от шкуры, – засмеялся Эрвин, держась за плечо.

– Я об этом не думал. Да и какой у меня выбор? Другого вида у меня здесь, в лесу, и не предвидится, – ответил Марат.

– А ведь Чарльз – умный мужик, – задумчиво проговорил Эрвин, – он не издевался над тобой, наклеивая шкуру, он обеспечивал себе алиби.

– В смысле? – не понял Марат.

– Он не хотел выпускать тебя живым, но и руки не хотел марать. Он бы сам потом выпустил тебя в лес в таком виде, и тебя сразу же убили бы.

– Кто? – заинтересовался «мишка».

– Охотники. Сейчас открытие сезона, и много людей пойдет по лесу с ружьями наперевес. А в Австрии есть закон – убивать всех волков и медведей.

– Почему? – удивилась Аня.

– Я не знаю, может, чтобы они не уничтожали других животных? Так что, Марат, злую шутку над тобой сыграл лесничий. У ж кто-кто, а он в курсе этого отстрела. Еще и сам бы вызвал охотников на появившегося в округе медведя.

– Негодяй, – отметила Анна.

– Все просчитал, – ахнул Марат. – Хорошо, что вы рядом со мной. Хоть успеете объяснить охотникам.

– Постараемся, – успокоил его Эрвин, а Анна внезапно начала смеяться.

Смех был истеричный. Она не могла остановиться, ее трясло, а из глаз текли слезы.

– Аня, прекрати! Ну ты что? Чего смешного? – пытался привести ее в чувство Эрвин.

Но сделать она ничего не могла. Доведя себя до спазмов в животе, она наконец-то смогла выдавить из себя:

– Представляешь, и этого человека я обвиняла в расчетливом убийстве? Не может снять медвежью шкуру и голову! Ага, прямо в таком виде и к Симону, тот будет доволен, особенно когда поймет, что под маской скрывается человек из России. Умора! Я не могу! Скоморох да и только!

Мужчины, конечно, оценили чувство юмора Ани, да и причина, ввергшая ее в столь безудержное веселье, заслуживала того, чтобы они все вместе рассмеялись, чем разрядили обстановку.

– Всё! Не могу больше ржать! Щеки болят! – выдохнула Аня.

– А мне стало совсем душно, и тело чешется все сильнее, – подал жалобный голос Марат.

– Эрвин, а может, нам его вдвоем почесать? – снова засмеялась Анна, держась за живот.