Сборник: 200 рассказов Олеандрова

Раздался истошный крик. Страшный и хриплый.

Крик умирающего человека, которому вдруг сделали очень больно в цветущий летний день. Ни за что. Просто так.

И это было так страшно и неестественно что ребята испугались и стали разбегаться во все стороны, сбивая друг друга с ног.

На этом игра закончилась.

Уже вечером забрали Степана. А на следующий день начали забирать всех остальных.

Вот тогда Иван и очутился в польской камере, с сырыми стенами и унитазом в правом углу.

Приговор суда, прозвучал сурово – расстрел всем членам националистической банды.

Кроме Ивана. Он был несовершеннолетний. Поэтому ему дали 10 лет.

Вы знаете что такое 10 лет, для 17-ти летнего мальчишки?

Это не пол жизни. Это не жизнь. Это вечность!

С парашей в правом углу комнаты.

И воспоминаниями про красивые ножки пани Анны, со второго подъезда.

Тогда впервые в своей жизни, Иван почувствовал отчаяние и простую мальчишескую обиду:

– А я так и не пострелял с настоящего пистолета!

И жизнь пошла день за днём Иван тоскливо смотрел в угол камеры.

Там в камере, и исполнилось ему 18 лет.

Свобода пришла неожиданно, через полтора года.

Польшу оккупировали немцы.

Вошли в город и открыли тюрьму.

И Иван побежал домой, спотыкаясь от нетерпения по неровных улочках родного Перемышля.

А из окна уже выглядывала пани Анна. С приветливой улыбкой:

– Добрый день, Иванцю!

И тогда Иван понял – не миллиарды долларов, не яхты и не теплоходы… а горячая ванна, после вонючей камеры – вот что такое рай.

Две недели Иван лежал на диване, читал журналы и книги, а потом пошёл искать работу.

Выйдя на улицу, он понял что стал героем.

А как же, член подпольный организации, участник теракта, и даже зэк.

Всё это – как ордена для мальчишки.

А заодно, и на работу пригласили его. Как проверенного кадра.

На государственную службу.

Немцы собирали военизированную организацию, для поддержания порядка среди местного украинского населения.

Называлось это – батальон "СС Нахтигаль".

Для чего предназначался этот батальон, Иван так и не понял.

Но зарплату платили исправно.

Целыми днями они сидели в классе, учили устав и немецкий язык.

После обеда разбирали винтовку и пулемёт

Два раза в неделю выводили на стрельбище.

А по субботам-воскрсеньям отпускали домой.

Помыться и отдохнуть.

Иван Николаевич вздохнул. Дальше вспоминать не хотелось.

Потому что дальше, началась служба.

А ещё, приятель у него появился в Нахтигале.

Правда, придурок был и фантазёр.

То он уверял Ивана что Марсиане прилетели на Землю. Что Гитлер с ними ведёт переговоры… То что их скоро направят служить в Англию.

– Шо дыхне, то сбрехне – говорили про него ребята.

В июле 41 года, занятия кончились, посадили в вагоны и отправили во Львов.

Так и началась служба.

Какое же это наслаждение – оставить проклятые парты, недоваренные макароны на обед, и визгливого оберштурмбанфюрера с его оппель-плацем… направо, налево, кругом.

Во Львове их ждало летнее солнце, море симпатичных девчонок на улице.

Несложная работа – выкидать жидов с квартир.

Работа была своеобразная.

Подходили к двери и орали страшными голосами изображая из себя настоящих немцев:

– Ахтунг! Нахтигаль!

Из -за двери раздавались визги, крики, беготня.

Иногда двери изнутри открывал сами. Иногда – нет.

Тогда они выбивали дверь.

– Ахтунг! Нахтигаль!

И удар в дверь сапогом, начищенным до синевы. С подковкой на каблуку.

– Ахтунг! Нахтигаль!

И дрожащая еврейская семейка выбегает на улицу, с сумками и чемоданами.

Визжа и пища.

– Ахтунг! Нахтигаль!

И тому кто запоздал с выходом – пинок под зад.

Иногда просто били. Для смеха.

Иногда заставляли вылизывать лестничный проем в доме.

Иногда отнимали чемодан.

– Ахтунг! Нахтигаль! – Это звучало гордо. И громко.

Однажды из квартиры выскочила еврейская девчонка, лет 15-ти.

С родинкой прямо между голубых глаз.

Она почему-то не боялась нахтигальцев.

А смотрела на них с насмешливым блеском в глазах.

По крайней мере так показалось Ивану.

И тогда он подскочил к ней сзади и резким движением руки стащил с неё трусики.

Прямо перед толпой прохожих.