Верный паж госпожи

И тут Тина явственно поняла, что не сможет ударить человека ножом. Даже прекрасно понимая, что от этого удара зависит ее жизнь. Возможно, если бы у нее был пистолет, она смогла бы нажать на спусковой крючок, но вонзить стальное лезвие в человеческое тело – на это ей не хватило бы решимости…

Она стояла, прижавшись спиной к холодной бетонной стене, в ужасе ожидая появления своих тюремщиков и сознавая, что ничего хорошего это ей не сулит.

«Ничтожество! – ругала она себя. – Вешалка для одежды, умеющая только переставлять ноги по подиуму! Не можешь ударить человека ножом! Да ведь это не люди! Василий – ненормальный садист, сколько человек он уже замучил, а рыжая – хладнокровная равнодушная убийца! И этих тварей тебе жалко?»

Тина подумала еще немного и поняла, что нисколько не жалко, просто рука ни за что не сумеет вонзить нож в живое человеческое тело. Правильно тетя Зина говорила когда-то в сердцах, что Тина – манная каша и овсяный кисель!

Секунды складывались в минуты, время шло, но по-прежнему ничего не происходило, люк не открывался. Тине надоело затянувшееся самоуничижение и диалог с самой собой, она приникла к люку вплотную и прислушалась.

Стояла по-прежнему могильная тишина. Неужели они не услышали грохот?

Тина швырнула еще один кусок цемента, потом еще один… подвал наполнился грохотом, эхо удваивало, утраивало его. Тина зажала уши, чтобы не оглохнуть…

Но никто по-прежнему не заглядывал в люк.

Ее посетила безумная надежда: вдруг тюремщики сбежали, оставив ее без присмотра? Вдруг криворотый шеф дал им новый приказ, и про нее попросту забыли? Или решили, что она никуда не денется?

Тина уперлась в крышку люка, толкнула ее.

Крышка была очень тяжелой, в первый момент ей показалось, что люк заперт и она навсегда останется в этом ледяном подвале, умрет здесь от холода…

Но она уперлась плечом, поднялась еще на одну ступеньку, чтобы улучшить опору, поднатужилась – и крышка люка медленно, со скрипом поползла вверх.

Дальше дело пошло лучше, Тина поднялась еще выше, и крышка с оглушительным грохотом откинулась.

Тина замерла, прислушиваясь и держа наготове нож.

Хоть она и знала точно, что не сможет ударить им человека – оружие придавала ей хоть какую-то призрачную веру в свои силы.

Она ждала чего угодно – внезапного удара, выстрела, нападения тюремщиков, но не происходило ничего.

Неужели ее дикая надежда оправдалась? Неужели ее оставили без присмотра? Или хитрая рыжая девица затаилась у края люка и ждет, когда Тина поднимется по лестнице и окажется в зоне удара? Однако долго же она ждет…

Прошло еще несколько бесконечных секунд, и ничего не случилось.

Тина больше не могла выносить неизвестности.

Она медленно преодолела последние ступеньки и выбралась из люка.

Она оказалась в небольшой комнате, как и подвал, лишенной окон. Но здесь, по крайней мере, было тепло – в нескольких шагах от люка стоял включенный электрический радиатор.

Тина медленно повернулась, в любую секунду ожидая нападения.

В этой комнате, кроме радиатора, имелись два шкафа, потертый диван и узкая кушетка, застеленная клетчатым шерстяным одеялом. Середина комнаты была завалена картонными коробками. Откуда-то из-за этой груды коробок доносилось негромкое гудение.

Тина сделала шаг, другой, заглянула за коробки… и в ужасе отшатнулась: на полу лежала рыжая девица.

В первый момент Тине показалось, что та затаилась, чтобы внезапно напасть на нее. Однако нападения не последовало. Выставив перед собой нож, Тина снова сделала шаг вперед.

Теперь она как следует разглядела рыжеволосую бандитку.

Та лежала на полу, неловко подогнув ноги. Широко открытые глаза смотрели в потолок, а во лбу, прямо над переносицей, чернело маленькое круглое отверстие. Вроде третьего глаза, направленного внутрь, прямо в человеческую душу, или вроде тех ритуальных меток, которые делают у себя на лбу индийские женщины.

Тина долго не могла отвести взгляд от этого отверстия, которое притягивало ее как магнит. Наконец, она сделала над собой усилие и оглядела убитую с ног до головы.

В первый момент она почувствовала к ней малую толику сострадания – ведь эта рыжая бестия спасла ее от Василия, по крайней мере, немного отсрочила час ее страданий.

Впрочем, она сделала это вовсе не из гуманных соображений – как выражаются американцы, ничего личного, только бизнес… Тина вспомнила боль от ударов в живот, свой дикий, леденящий душу крик, услышала, как наяву, издевательский голос девицы: «Ты – никто и звать никак, ты просто мелкая разменная монета в чужих расчетах…» – и выполола из своей души ростки жалости.