Цвет боли: белый

Но он понимал, что ничего не получится, если уж разводиться, то Жанна сделает все, чтобы отравить ему жизнь и надолго.

Так и есть:

– Ты хочешь развода, чтобы жениться на шлюхе? Ты его не получишь! А вот права общаться с дочерью я тебя лишу.

– У тебя нет оснований, – буркнул Мартин и выключил телефон.

Убедившись, что тефтели готовы, он переложил еду в тарелки, добавил картошку фри, открыл упаковку салата и позвал хозяина квартиры:

– Даг, иди за стол.

Вангер открыл глаза, сделав вид, что все это время дремал, хотя Мартин прекрасно понимал, что тот слышал его разговор с женой.

Стол – это громко сказано, скорее, узкая барная стойка, опущенная до уровня нормальной столешницы, большая в кухонном отсеке у Вангера не помещалась, но двоим мужчинам вполне хватило. Они открыли по банке пива и принялись уминать тефтели с картошкой фри. Что еще нужно холостяку? Правильно, уверенность, что в следующую минуту в его жизни не возникнет женщина.

Собирая остатки картошки с тарелки, Даг вздохнул:

– Вот одна из причин, почему я не женюсь.

Можно не объяснять, что фраза касалась Жанны, а не картошки фри.

– Не женись, – посоветовал Мартин.

Следующий звонок вернул их из области семейных проблем в сферу рабочих. Звонила Агнесс Валин.

– Мартин, судя по результатам анализов, наша Эмма не принимала снотворного. Ее просто укололи. Шансов спастись у девушки не было…

– Ты уверена, что снотворное вообще было, если в желудке не обнаружено?

– Такой укол не сделаешь сопротивляющемуся человеку. В желудке ничего нет, а в крови есть. Расчет на то, что труп не обнаружат сразу, и никто не заметит крошечную точку укола на шее. Вероятно, она все же дернулась, иначе следа бы вообще не осталось.

После разговора с Агнесс Мартин и Даг принялись сводить воедино все, что было известно о двух делах, вернее, дел, завязанных в тугой узел, вдруг оказалось немыслимо много, словно кто-то намеренно завалил полицию Стокгольма преступлениями. Такого количества трупов не насчитывалось никогда.

Вангер взял из лотка принтера лист и принялся писать на нем список жертв в той последовательности, в которой их обнаруживали, а на втором помечать свидетелей или подозреваемых.

– Кайса Стринберг, убита в своей квартире, сделали вид, что повесилась, неудачно применив технику БДСМ; работала с иммигрантами; Бригитта Ларсен, ее подруга, убита так же и тоже работала с иммигрантами; Марта Бергер, студентка, зверски убита в офисе Анны Свенссон, вернее, Паулы Якобс, как ее звали в действительности, отрезаны кисти рук и изуродовано лицо, чтобы не было возможности опознать, Анна Свенссон попыталась выдать труп Марты за свой; замученная и утопленная девушка-иммигрантка, труп которой нашли под мостом бездомные; во время преследования членов банды, снимающей пытки жертв на камеру, тяжело ранена сама Анна Свенссон, она умерла, не получив медицинской помощи; от пыток погибла еще одна девушка-иммигрантка, наверняка их было больше, но Вангер мог утверждать только об этой; при штурме дома, где в подвале пытали своих жертв бандиты, убиты пятеро, трое остались живы, но один вскоре умер, рана оказалась несовместимой с жизнью; двоих – Улофа Микаэльссона и Маргит Стринберг – убили только что; убита Эмма Грюттен, имевшая какое-то отношение к банде.

Мартин смотрел на список, ужасаясь:

– Половину Стокгольма залили кровью.

Даг понял это по-своему, кивнул:

– Да, они терзали жертв в угоду уродам и трупы сбрасывали в залив. Знаешь, что страшно? Если этих троих убили уже после разгрома, значит, на свободе остался не только Хозяин, но и часть банды. В одиночку не укокошишь за сутки троих.

– Сколько человек было в банде?

– Не знаем, думаю, их было больше, чем полегло от наших пуль. – Даг открыл банку пива, попытался с места попасть колечком в пакет для мусора, не удалось, колечко звякнуло о пол. Мартин наклонился, подобрал и аккуратно положил его, куда положено. Приучен дома, подумал Вангер, радуясь своей свободе в таких мелочах. – Завтра нужно поговорить с одной из тех, кому удалось выбраться. Она в Южном госпитале и вроде уже пришла в себя. Пива в холодильнике на неделю, правда, я не знаю, какое пьешь ты.