Мне стало до жути жаль Силу. Так старалась, когда вышивала у него на личике улыбку, а на руках пальчики… И что? Игрушку точно отправят в помойку.
– Шесть тысяч! – прозвучало в зале.
– Вот она, бедность, – сдавленным голосом произнесла Анечка, вытирая нос кулачком, – нет у нас денег, не можем Силу выкупить. Не надо было его отдавать на аукцион. Ну, поставили бы еще один двойбан… Ну, упаду в рейтинге… Плевать. Силу важнее.
– Семь за уродца! – воскликнула Голубева.
– Мамаша Ленки его уродцем обозвала! Вот, блин… Сама такая! А наш Силу красавец. Тетя Таня, он на меня смотрит, прямо как человек. Боится смерти-и-и-и…
Нюся тихо заплакала.
– Десять! – неожиданно для самой себя выкрикнула я.
Весь зал уставился на меня.
– Тетя Таня… – ахнула Нюся.
Мать Лены открыла рот…
– Двенадцать! – объявила я.
Голубева надула щеки, но промолчала.
Инесса подняла молоток.
– Раз-два-три! Продано.
Аня схватила меня за руку.
– Тетя Таня! Тетя Таня! Я до следующей твоей получки ни одной конфетки не съем, мороженки не лизну, компьютерной игрушки не попрошу! Пока ты, бедненькая, на работе мучаешься, я в квартире порядок наведу! Идеальный! Суп сварю!
– Не надо, – остановила я девочку. – Ты меня не просила Силу купить, я сама приняла решение – не смогла отдать его в чужие злые руки.
– Аукцион завершен, – объявила Инесса Леонидовна.
– Иди скорей, заплати – и поедем домой, – поторопила меня Анечка.
Я отправилась к Федорчук, подождала, пока Голубева с Серебряковой отдадут распорядительнице деньги и заберут купленные поделки, затем протянула свои тысячи.
– Вы кто? – забыв поздороваться, буркнула юная училка.
– Моя тетя Таня! – гордо заявила Нюся. – Самая хорошая!
– А, так это вы не явились на беседу! – оскорбилась Федорчук. – Заставили занятого человека сидеть без дела в классе!
Я молча взяла Нюсю за плечо, выставила ее из пустого зала, закрыла дверь, достала удостоверение корреспондента газеты «Болтун», помахала им перед носом девицы и пропела:
– Репортаж о порядках в вашей гимназии вам обеспечен. Не забуду написать и о финансовой политике школы. Естественно, укажу, что сведения получила от Инессы Федорчук, и она же мне рассказала о том, что собранные с родителей на аукционе деньги уходят в карман директора, который содержит любовницу и очень нуждается в средствах.
– Это неправда, – опешила Федорчук. – На вас подадут в суд.
– Супер! – обрадовалась я. – Затеется процесс, газета его освещать будет. И мы потом опровержение напечатаем – мелкими буковками, без лупы не разобрать, на предпоследней страничке. Но сначала заголовок «Инесса Федорчук открывает тайны гимназии» аршинным шрифтом наберем на первой полосе. То-то ваше начальство в восторг придет… Кстати, что такое «вруш»?
– Временный учитель школы, – пояснила Инесса Леонидовна. – Я на пятом курсе на вечернем учусь. Когда диплом получу, стану «убкш» – учитель без категории школы. Потом «ускш» – учитель средней категории школы. В гимназии своя шкала, ее хозяин заведения придумал.
– Сколько вам лет? – уже спокойно спросила я.
– Двадцать один год, – пробормотала Федорчук. – Не пишите статью. Анна хорошая девочка, я поставлю ей пятерку в году, в рейтинге до второй позиции подниму.
– Первую, если я правильно понимаю, занимает Катя Серебрякова? – уточнила я. – Ведь ее отец главный спонсор гимназии. За ней идет Лена Голубева.
– Ее можно на третью ступеньку передвинуть, – промурлыкала временная учительница школы. – Родители Голубевой нам в последнее время почти не помогают.
Мне стало противно, я схватила Силу и направилась к двери.
– Татьяна! – окликнула меня Инесса. – Ваша статья…
Я выскользнула в коридор, испытывая большое желание залезть под душ и как следует потереться жесткой мочалкой.
– Тетя Таня, – запрыгала вокруг меня Нюся, – не знала, что ты еще и журналист! Мама говорила, что ты в их больничном морге психологом работаешь, родственников умерших успокаиваешь.
Аня ничего не знает об особой бригаде, полагает, что Фатима патологоанатом в клинике, а я с ней вместе работаю. И уж конечно, Нюся понятия не имеет, что у тети Тани при себе набор фальшивых ксив на разные случаи.