Станция-призрак

— Ну, что ты решила? Останешься со мной или все же пойдешь на Беговую?

— Почему ты не хочешь идти со мной? — предприняла последнюю попытку та.

— Потому что не верю в эту затею, — ожесточенно сказал парень. — И потому что хочу жить в нормальном месте, а не выращивать на твоей Беговой свиней, или чем они там зарабатывают на жизнь? Нютка, мы же на Ганзе, понимаешь?! На могущественной, прекрасной, сытой Ганзе! Так чего искать от добра добра?

Девушка покачала головой:

— Не забывай слова того пограничника: на работу тебя здесь никто не возьмет, а патронов у нас совсем немного. Проедим все, и куда дальше? Попрошайничать? Воровать? И потом, я слишком долго ждала этой встречи и хотела увидеть место, где родилась, сделала первые шаги. Понять, кто я на самом деле. Пусть на Спартаке я была изгоем, диковинной зверушкой, будущей жертвой во славу глупого суеверия, но есть место, где меня помнят просто маленькой девочкой. Хочу хоть раз увидеть знакомые лица, вспомнить, а после этого готова идти с тобой, куда захочешь.

Казалось, Кирилл заколебался.

— Ну хорошо, давай договоримся так: я останусь здесь на несколько дней, на неделю, — неуверенно протянул он. — И если к этому сроку ты не вернешься, то буду знать, что я тебе не нужен, и тогда сам решу, куда мне идти.

— Молодые люди, — обратился к ним скучавший пожилой торговец книгами, — Извините, конечно, что лезу не в свое дело, но вы так громко спорили — и не захочешь, а услышишь. Вы собираетесь на Беговую?

— Да, собираемся, — быстро сказала Нюта, прежде чем Кирилл успел возразить. Торговец покачал головой:

— Послушайтесь доброго совета: не надо вам туда ходить. По крайней мере, сейчас. На Улице 1905 года случилось что-то нехорошее, или вот-вот случится, их не поймешь. Одним словом, неподходящее сейчас время для путешествий в ту сторону.

— Ну что ты каркаешь, дед? — спросил человек в защитной форме, небрежно листавший одну из книжек. — У них там вечно что-то нехорошее случается, такая уж это станция. И потом, там полно истеричных теток. Как только одной что-то померещится, другие тут же начинают вопить, что наступает конец света, хотя куда уж конечнее-то…

— А вы там бывали? — спросила Нюта торговца. — Это правда, что Баррикадная, Улица 1905 года и Беговая — одна Конфедерация?

— Эх, деточка, — пробормотал старик, оглядываясь на человека в защитной форме. — Сначала, может, и была Конфедерация, а потом одно название осталось. На Баррикадной все-таки немножечко легче жить — Ганза рядом, и нам кое-что перепадает. Гости появляются, торговля идет понемногу — не сказать, что шикарно, но жить можно. А вот на Улице 1905 года не очень-то хорошо — своего хозяйства у них почти нет, да и торговать особенно нечем. Хорошо хоть, нашли их сталкеры где-то на поверхности изрядный запас цветных шерстяных ниток, вот и вяжут пока на продажу шарфы, перчатки и жилеты, но все равно впроголодь живут. А вот на Беговой, я слышал, не так уж плохо. Во-первых, у них там в туннелях водятся лягушки размером с кошек, почему-то только в одном месте, дальше по метро не распространяются. Мясо у них вкусное, прямо как курятина, я пробовал. Правда, люди поговаривают, что неспроста это, и лягушки эти живут на близлежащем кладбище, где мертвецами питаются. Некоторые даже их из-за этого есть гнушаются, но я так думаю — по злобе наговаривают, из зависти. У нас сейчас, если рассудить, вся Москва-столица — одно бесконечное кладбище, питайся, как говорится, не хочу…

— А во-вторых? — жадно спросила Нюта.

— Во-вторых? Они какие-то резервуары с топливом нашли, керосин там, солярка, держат это место в строгом секрете, а топливо понемногу продают. Раньше это называлось «естественная монополия». В прежней жизни про жителей Беговой сказали бы, что они «сидят на трубе». Но ведь даже в природе любое месторождение не бездонное, когда-нибудь иссякнет, и что тогда?

Нюта представила себе жителей родной станции. У них есть топливо, которое можно продать, им необязательно работать, и они сидят на какой-то длинной трубе — уселись в ряд и беспечно болтают ногами.

— Из-за этого топлива они со всей остальной Конфедерацией, кстати, и разругались, — продолжал, между тем, словоохотливый торговец. — Не захотели добычей по-братски распорядиться, даже скидку для своих не сделали. На Улице 1905 года обиделись и стали с них пошлину требовать, за провоз товаров по их территории. Но тем все равно выгоднее платить показалось, чем делиться, вот и вышло, что теперь каждый сам за себя.