Станция-призрак

— Ну, наверное, это просто такой образ героический. Каждый зарабатывает, как может, — философски заметил Алек.

Он помог девушке подняться и осторожно повел обратно в госпитальную палатку. Стоявший неподалеку человек с редкими волосами и родинкой на лбу, одетый в защитный костюм, проводил их задумчивым взглядом. Заметив, что Алек выронил листок с «новостями», он подобрал его, быстро огляделся по сторонам и впился глазами в рисунок. Торговцу книгами это не очень понравилось, но он промолчал. В конце концов, мало ли тут чужого народу толчется? Не делать же замечание человеку, который не совершил ничего противозаконного, — он же не украл листок, а просто поднял. Да и небезопасно — вдруг обидится?

Ближе к вечеру Нюту навестил Кирилл, нарочно выбравший время, когда Алек отлучился. Оба парня как-то сразу невзлюбили друг друга, что очень расстраивало Нюту. Кирилл называл Алека исключительно «этот тип» и насмехался над его неотесанностью. Судя по всему, еще в самом начале знакомства они со стариком-торговцем пытались втянуть Алека в беседу о книгах и выяснили, что тот не читал почти ничего. Но Нюта видела и другое — может, ее новый друг и был менее начитанным, зато очень чутким и моментально ощущал перемены ее настроения. Он интуитивно чувствовал такие вещи, о которых Кирилл со всей своей высокомерной «ученостью» даже не догадывался.

Алек, в свою очередь, за глаза называл Кирилла «метросексуалом». Когда Нюта услышала это слово в первый раз, она даже немного обиделась за Кирилла, посчитав незнакомый термин заковыристым матерным образованием. Алек, услышав ее версию, весело рассмеялся и объяснял, что так до Катастрофы называли людей, которые маниакально следят за своей внешностью. А потом так уморительно изобразил, как Кирилл расчесывает волосы и поправляет воротник рубашки, что девушка невольно рассмеялась. И все же эта взаимная неприязнь ее утомляла.

— Я вижу, тебе получше? — спросил Кирилл.

— На самом деле я все еще чувствую себя паршиво, — призналась Нюта. — Слабость, рука болит, хотя опухоль вроде спадает, и левое ухо слышит плоховато.

— Это ничего. Акопян сначала думал, что руку придется ампутировать. И вообще, он удивляется, что ты так быстро идешь на поправку! Ведь еще неделю назад были серьезные опасения, что ты вообще не выживешь.

После этих слов Нюта неожиданно развеселилась.

— Это потому, что меня вскормили монстры, — зловещим шепотом произнесла она, закатывая глаза. — Человеческим мясом и кровью-юу!

— Не паясничай! — поморщился парень. — Оганез Ваганович сказал, что у тебя просто железное здоровье и отменный иммунитет… ну, знаешь, сопротивляемость организма. По его мнению, редкий мужчина смог бы очнуться от такой дозы яда, а потом еще и сражаться, да и вообще двигаться. Пей побольше, чтобы организм окончательно очистился от этой дряни.

От его нарочито кислого вида и традиционно наставительного тона хорошее настроение Нюты тут же улетучилось.

— Надоело мне тут, — жалобно сказала она. — Тесно, шумно, торговцы всякие шастают, и вообще приезжих полно. Все галдят, суетятся… Хочу обратно на Улицу 1905 года. Там как-то просторнее, и люди знакомые. Мне кажется, я бы там еще быстрее поправлялась. Сидела бы у костра, слушала всякие рассказы…

— Не понимаю, что ты нашла на этой захолустной станции, — покачал головой парень. — Хотя, конечно, — тут же добавил он с непонятной насмешкой в голосе, — ты там теперь героиня. Того и гляди — комендантом выберут!

Нюта уже хотела возмутиться, но Кирилл, видимо поняв, что хватил лишку, быстро сменил тему:

— Я сегодня говорил с Акопяном, он считает, что за твою жизнь уже можно не волноваться. Наверное, через несколько дней можно будет подумать о переезде.

— Переходе, — хмыкнула девушка. — Марш-броске. Кстати, ты в курсе, что в туннеле между Баррикадной и Улицей 1905 года привидение бродит?

— Какое привидение? — опешил парень. Вид у него был такой комичный, что Нюта невольно прыснула:

— Самое обычное, безголовое. А голова, чтоб ты знал, у него в сумке лежит, потому что так ее носить удобнее.

Кирилл озабоченно пощупал ей лоб — похоже, решил, что под остаточным действием яда у подруги начинается бред.

— Я не оговорился, именно о переезде. Эта женщина, Мура, договаривается с комендантом, чтобы тебя, да и всех нас на Улицу 1905 года доставили на дрезине, — сказал он.