Вавилонский голландец

«Лишь вернувшись домой, Мэрион поняла, как ей не хватало биения беспощадного каменного сердца Города, – подумала она. – Точно. С этого и начнем. Делать ее лесбиянкой или нет, вот в чем вопрос. И чем она, собственно, будет заниматься?»

– Вы в гости или по делу? – поинтересовался шофер.

– Я здешняя, – ледяным тоном отрезала Мэрион.

Новое дело, теперь у нас таксисты ведут светские беседы.

– А я недавно переехал. Новый Орлеан, – со значением проронил шофер и замолчал, ожидая дальнейших расспросов. Здесь следовало поинтересоваться, давно ли он в Городе, как поживает его семья и не пострадали ли они во время урагана. Вместо этого Мэрион вытащила из сумки зеркальце, расческу, губную помаду, тушь для ресниц и духи. Разложив все это на коленях, она принялась вдумчиво и с любовью приводить себя в порядок. Шофер обиженно крякнул и оставшуюся дорогу не проронил ни слова до самой Семнадцатой улицы. Молча вынул чемодан, молча взял чаевые, молча развернулся и укатил.

– Так-то лучше, – хмыкнула Мэрион.

Мама вернулась поздно. Новая работа, объяснила она, извиняясь, помнишь, я тебе рассказывала? Личный секретарь. Очень неудобные часы, но от дома два шага, а хозяин душка, только спит до полудня, а работает до полуночи. А так замечательно. Что ты будешь, котлеты или рыбу? Или кофе со слойками? А вот отличный чизкейк, сейчас съедим или завтра? У тебя в комнате новое белье и занавески, и я тебе купила чудный, чудный пеньюарчик, посмотришь, он на постели лежит. Я теперь все заказываю по интернету, даже продукты. Очень удобно, вечером заказываешь, утром они уже приносят. Даже хлеб. И молоко. И булочки, бывает, еще теплые, представляешь?

Мэрион молчала и улыбалась. Мама абсолютно не изменилась. Хотела бы я так выглядеть в пятьдесят четыре года, подумала Мэрион. Даже платье такое же, как в тот день, когда она меня в аэропорт провожала.

– Мэрион?

– Мммм?

– Я говорю, какие у тебя планы?

– У меня два интервью завтра.

– Уже? Ты ж только сегодня приехала?

– Я подавала удаленно. И предварительное тестирование прошла у них на сайте.

– А после интервью?

– А что?

– Может быть, сходим вечером поужинать?

– Мам, я не ем после шести вечера. Все, спокойной ночи. До завтра.

Мэрион вышла из офиса, повела носом, почуяв запах кофе и плюшек из ближайшего «Старбакса». Она перешла дорогу и упала в единственное кресло, справа от входа, рядом с камином. Надо же, везучее кресло до сих пор тут. В десятом классе они ходили сюда пить дурацкий дорогой мокка-карамель, и пришедший первым садился в кресло, остальным доставались жесткие деревянные стулья. Поэтому полдороги они бежали наперегонки и вваливались в кафе потные и шумные, и бариста, его звали Франсуа, кажется… нет, Жак, очень длинный и тонкий педик с красивым лицом… Жак укоризненно качал головой и грозился вызвать полицию, а когда подходила их очередь, всегда варил Мартину бесплатный кофе и подмигивал. Мартин краснел и обнимал ее, Мэрион, покрепче, чтобы остальные не подумали чего.

Два интервью в день – это перебор, зря записалась на оба, вздохнула Мэрион, этак свихнуться можно. Но оба места были неплохими. И кажется, она и там, и там понравилась. Хотя черт их знает, Мэрион никогда не могла угадать, что они думают, эти люди. Даже книжку как-то читала про язык тела. Без толку, все равно непонятно. И признаться, не очень интересно. Заказать что ли мокка-карамель?

– Я первый, – глупо улыбаясь, выпалил небритый, слегка потасканный юноша в дурацком желтом кожаном плаще. – Я первый, сумку оставлять нельзя, это мошенничество!

Мэрион молча перевела взгляд с опушенных светлой щетиной розовых губ придурка на собственную сумку, валяющуюся на соседнем стуле. Потом обратно. И еще раз.

– Мартин?

– Ты выглядишь потрясающе.

– Ты занял мое кресло.

– Ни фига, я был первым. Оставлять сумку нечестно.

– А кидать чужие вещи честно?

– Нет, – покладисто согласился Мартин, – тоже нечестно. Так что мы оба жулики, но я подвинусь, и мы оба поместимся. Не такая уж ты и толстая. Все, молчу, молчу.

Мэрион пихнула его бедром, втиснулась в кресло, почувствовала Мартинову руку у себя на спине и поймала себя на том, что ей совершенно не хочется спрашивать у Мартина, где он, собственно, пропадал эти пять лет. Но для порядка все-таки спросила:

– Почему ты не писал?

– Ну, ты же тоже не писала…

– Я думала, тебе больше не хочется…

– Ну вот, и я так думал, – честно ответил Мартин. – А сюда зашел и вижу: хочется. Пойдем, я тебе покажу очень странный клен. Прикинь, он наполовину в тени растет, а наполовину на солнце. Пигменты накапливаются по-разному, летом не видно, а осенью он ровно наполовину красный, а наполовину желтый. Как по линейке.