Отрок (XXI-XII)

- Тихо! Глеб, тебе сотник вопрос задал! Чего молчишь?

- Да, пошли вы все!

Глеб развернулся и пошагал к воротам. На дворе наступила тишина.

- Кхе! - Дед проводил Глеба глазами и громко, специально, чтобы тот слышал, кинул ему в спину: - И не десяток был - дерьмо! - Потом, обведя собравшихся глазами, обратился уже ко всем: - Слушать меня! Тихон, ставлю над этими балбесами тебя! Еще двоих возьмешь у Луки. Лука, согласен?

- Согласен, Корней Агеич! Пусть полный десяток будет.

- Дашь таких, чтобы помогли Тихону вразумить их. Тихон, подойди!

Тихон подошел, снял шапку, поклонился деду.

- Ратник Тихон, с одобрения воинского схода и по обычаям пращуров наделяю тебя властью десятника. Десятку твоему быть по счету пятым. Срок власти твоей - год. Через год, собравшись здесь же, ратники сами скажут свое слово: согласны ли они и далее служить под твоим началом, желают избрать себе нового десятника или хотят перейти в другие десятки. До того ты властен командовать, карать и миловать, власть твоя полная - вплоть до лишения живота за тяжкий проступок, трусость или неповиновение в бою. Отец Михаил немощен, потому присягу дашь не здесь, а у него в доме, и ратники крест целовать тебе будут там же.

Десятник Данила, десятник Анисим, десятник Глеб! Если в Велесов день в ваших десятках не будет хотя бы по пять ратников, десятниками вам не быть!

"Вот так, вроде бы и полноправный десятник, но назначенный, а не избранный. Подтверждение звания только через год. Можно лишь посочувствовать: и разгильдяйство среди ратников искорени, и отношения умудрись не испортить, иначе через год вернешься в рядовые. Мудр дед, аки змий: Лука хотел, чтобы Тихон, обучив "косоруких" стрельбе из самострелов, сразу стал полноправным десятником, а вместо этого его племяш такой геморрой заполучил, что не приведи Господь. Если не справится, второй шанс получит очень нескоро, а, может, и никогда. А в Велесов день, то есть, 6 августа, ты, Тихон, увидишь, как это может произойти и с тобой. Негде им, хотя бы по пять человек взять".

- Пятый десяток. - Продолжил прерванное голосование Аристарх. - Тихон?

- Семь голосов. Да!

- Ты же нас не спросил!

- Молчать! Спрошу через год, тогда скажете!

"Круто заворачивает! Неужто так в себе уверен? Или на дядькину помощь рассчитывает?".

- Обоз. Серафим?

- Двадцать восемь голосов - "да", один голос - "нет".

- Э! Постой! - Снова подал голос Пентюх. - Я тоже - "да".

- А я - "нет". - Бурей, так же, как и Тихон, и не подумал поинтересоваться мнением своих людей.

- Тогда и я - "нет".

- Сгинь, Пентюх, пришибу. Считай, Аристарх!

- А и нечего считать, и так все ясно. Михайла, стоять можешь?

- Могу.

- Ну и стой, где стоишь, потом позову.

"Вот Вам, сэр, и парламентский регламент, и демократия, и глас народа, который, как известно, глас Божий. Одних спросят через год, других не спросили вообще, а Пентюха пришибут, если не сгинет. И попробуй тут выступи по процедурному вопросу".

- Так, теперь дело, которое с прошлого раза отложили… и с позапрошлого тоже и еще раз десять откладывали, но я с вас не слезу, пока не решите! В селе тесно! А вы вчера еще и кучу народу приволокли. Тын в иных местах подгнил, в иных местах расшатался. Надо обновлять и расширять.

Собрание загудело недовольными голосами. С одной стороны, действительно, тесно и обновлять укрепления пора, с другой - все же на своем горбу придется.

- Холопов за тын выселить, пускай посад будет!

- И мастерские туда же! От кожемяк вонища - не продохнуть!

- Тын от этого крепче не станет!

- А пускай холопы поработают! Понабрали себе…

- Ага, а ты кверху брюхом лежать будешь! Защита же и для тебя тоже строится!

Вопрос был важным, давно назревшим и безнадежно завязшим в словопрениях. Когда-то, на возведение или ремонт оборонительных сооружений входили все от мала до велика. Споров не было, "уклонистов" тоже, а лентяев вразумляли непосредственным физическим воздействием - чем под руку попадется. Необходимость спасительного для всех дела ни у кого сомнений не вызывала.

Но постепенно выводить ратнинцев на фортификационные работы становилось все труднее и труднее. Сказывалось и то, что на село уже много лет никто серьезно не нападал, и то, что одним приходилось вкалывать самим, а другие могли прислать вместо себя холопов, и, разумеется, традиционное: "Пока гром не грянет, а жареный петух не клюнет…".