Искушение злом

— Наш Господин недоволен. Его клык сочится местью. Он предан одним из Его детей, одним из Его избранников. Закон наш попран, и мы должны отомстить. Сегодня будет смерть.

Когда он опустил руки, один из закутанных в плащ достал бейсбольную биту из-под одежды. И только Бифф открыл в удивлении рот, как бита обрушилась на его череп.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что его привязали к алтарю и раздели. Моросящий дождь попадал на кожу и холодил ее. Но все это было ничем по сравнению с леденящим страхом, охватившим его душу.

Они стояли вокруг него: один у ног, другой в изголовье, и по одному с каждой стороны. Четыре человека, которых он знал большую часть своей жизни. Их глаза были чужими. И он знал: они видят смерть.

Огонь уже разожгли, и когда дождь попадал на дрова, вода шипела. Звук был почти такой же, как при жарке мяса.

— Нет! — Он извивался, напрягая ноги и руки, корчась на гладкой плите. — Господи Иисусе, нет! — От ужаса он произнес имя божества, которое осквернял уже двадцать лет. Рот был наполнен привкусом страха и крови, текшей оттуда, где его зубы впивались в язык. — Вы не можете. Не можете. Я давал клятву.

Главарь посмотрел на рубец на левом яичке Биффа. Знак как будто бы… стерся. — Ты больше не один из нас. Ты нарушил клятву. Ты нарушил Закон.

— Никогда. Я никогда не нарушал Закон. — Он дернулся, и веревки впились в запястье. Первая кровь окрасила дерево.

— Мы не показываем наши клыки в гневе. Это Закон.

— Это Закон, — пропели остальные.

— Я был пьян. — В груди потяжелело, когда он начал рыдать мелкими, горькими слезами ужаса. Там, скрытые под масками, под капюшонами, были лица, которые он хорошо знал. Его глаза устремлялись то на одного, то на другого, испуганные, умоляющие. — Черт возьми, я был пьян.

— Ты попрал Закон, — повторил главарь. В его голосе не было ни пощады, ни чувства, хотя все чувства поднимались в нем черным кипящим морем. — Ты показал, что не можешь хранить его. Ты слаб, а слабые должны быть наказаны сильными. — Зазвучал колокол. Заглушая рыданья и проклятья Биффа, главарь произнес:

— О, Господин Темного пламени, дай нам силу.

— Силу для Твоей Славы, — пропели остальные.

— О, Властелин Столетий, дай нам мощь.

— Мощь Твоего Закона.

— In nomine Dei nostri Santanas Luciferi exceisi! ^[4]

— Аве, Сатана.

Он поднял серебряную чашу. — Это вино горечи. Я Пью в печали по нашему потерянному брату.

Он пил долго, заливая вино через зияющую дыру рта в маске. Он оставил чашу, но жажда осталась с ним. Жажда крови.

— Ибо его испытали, и его судили, и он осужден.

— Я убью вас! — закричал Бифф, мучая свое тело в попытках освободиться от уз. — Я убью вас всех. Боже, не делай этого.

— Жребий брошен. Нет жалости в сердце у Князя Ада. Его именем я приказываю Темным Силам даровать мне их страшную мощь. Всеми Богами Преисподней, я заклинаю: да случится то, чего я желаю.

— Услышь имена.

— Бафомет, Локи, Геката, Вельзевул.

— Мы твои дети.

Рыдая от страха, Бифф стонал, проклинал их всех, умолял, угрожал. Жрец продолжал, и сердце Биффа заполнялось ужасом.

— Звук моего гнева разрушит молчание. Моя месть чиста. Я — уничтожение. Я — мщение. Я — адская справедливость. Я призываю Господина Тьмы поразить мрачным восторгом нашего павшего брата. Он предал, и крики его агонии, его разодранный труп пусть послужит предупреждением тем, кто хочет нарушить Закон.

Он сделал паузу, улыбаясь под маской.

— Братья ночи, те, которые парят на дыхании Ада, начинайте.

Первый удар раздробил коленную чашечку Биффа, и его вопль разорвал воздух. Они били его механически. И если оставалось сожаление, оно не перевешивало необходимости. Оно не могло перевесить Закона.

Жрец стоял чуть позади, воздев руки и наблюдая бойню. Раньше он дважды обрекал на смерть членов братства. И дважды перед быстрым и безжалостным действием он гасил дрожащие огоньки мятежа. Он всегда знал, что некоторые недовольны отходом братства от его чистых истоков. Просто были те, кто жаждал большей крови, больше секса и большей порочности.

Такое случалось раньше, и не было неожиданностью.

Ему было приятно видеть, как его дети подходят к черте, которую он создал. И что более всего ему нравилось, что это те самые, кто не оплатили счетов.

---

4 Именем Нашего Бога, величайшего Сатаны Люцифера! (лат.)