Искушение злом

— Наверно, ведро грима на него потратили. — Оскар вытащил пестрый платок и громко в него высморкался. — Спроси меня, я тебе скажу — страшно это гримировать покойника.

— Я бы этим занялся, если б мне как следует заплатили. Я слышал, у него все кости в теле переломаны. — Лесс передвинулся, выискивая взглядом подтверждение своих слов и повод поразвлечься. — Вот уж бы не сказал.

И они вышли на улицу покурить.

Джейн уже сидела на стуле впереди, Гриффитс расставил их рядами. Поскольку Бифф не принадлежал ни к одной церкви, было решено отслужить скромную службу прямо в похоронном бюро с помощью Чака. Джейн в строгом черном платье, с гладко зачесанными назад и стянутыми узлом волосами, принимала выражения соболезнования и выслушивала слова сочувствия.

Люди, отдавая Биффу последний долг, проходили мимо его гроба.

— Сколько раз он пытался своей толстой лапой залезть мне под юбку — и не сосчитать, — усмехнулась Сара Хьюитт, глядя в мертвое лицо.

— Прекрати, Сара. — Бад вспыхнул и посмотрел направо и налево, проверяя, не слышал ли кто ее. — О таких вещах здесь не говорят.

— Этакая глупость: про живого можно что угодно сказать, а как человек умер, так непременно надо говорить, какой он был славный, хоть и был мерзавец из мерзавцев. — Одна бровь у нее поехала вверх. — А его в самом деле кастрировали?

— Господи Иисусе, Сара! — Бад схватил ее за руку и потащил в глубину комнаты.

— Ты только посмотри, кто пришел. — Сара задумчиво улыбнулась глядя на входившую в комнату Клер. — Блудная дочь. — Она оглядела Клер с ног до головы, с завистью посмотрев на ее простой, но дорогой темный костюм. — Так и не нарастила мяса на костях, нет?

В горле у Клер стоял горячий ком. Она и не представляла себе, что ей будет так трудно. В последний раз она была в этом помещении, когда тут стоял гроб, заваленный цветами, окруженный горожанами, и в нем лежал ее отец. И она могла поклясться, что на органе звучала та же унылая музыка.

В нос ей ударил запах гладиолусов и роз. Она с ужасом глядела вдоль узкого центрального прохода между рядами складных стульев и с трудом сдерживала желание повернуться и сбежать.

«Господи, ты же взрослая женщина, — убеждала она себя. — И смерть — это часть жизни. От этого никуда не уйти». И тем не менее ей хотелось бежать, бежать на солнечный свет так сильно, что ноги ее не слушались.

— Клер?

— Элис! — Она схватила подругу за руку и постаралась успокоиться. — Похоже, полгорода пришло.

— Ради миссис Стоуки. — Элис пробежала взглядом по лицам. — Опять же — развлечение. — Она неловко чувствовала себя в форме официантки, но ей удалось вырваться всего на двадцать минут. К тому же у нее все равно не было ничего темного, кроме черной майки. — Они через минуту уже начнут.

— Я сяду позади. — Клер не имела ни малейшего желания идти к гробу и смотреть на покойника.

«Эй, Бифф, давненько тебя не видела. Жаль, что ты умер».

Эта мысль вызвала у нее нервный смешок, к глазам подступили горячие слезы. «Что она тут делает? Какого черта она тут делает? Она здесь ради Кэма, — напомнила себе Клер. И она здесь, чтобы самой себе доказать, что она может высидеть в этой маленькой перегретой комнате всю церемонию, как ответственный взрослый человек».

— Ты в порядке? — шепотом спросила Элис.

— Да. — Она глубоко перевела дух. — Нам лучше сесть.

Они с Элис сели, и Клер обвела взглядом комнату в поисках Кэма. Она заметила Мин Атертон в темно-синем, искусственного шелка костюме, лицо ее было строго, глаза сияли. Рядом в ней, склонив, словно в молитве, голову, сидел мэр.

Вокруг стояли в праздничной одежде фермеры, торговцы и механики, говорили о делах и о погоде. Женщины из городка окружали миссис Стоуки, Кэм стоял сбоку и с застывшим неприступным лицом наблюдал за матерью.

Чак Гриффтс прошел вперед, повернулся лицом к присутствующим и стал ждать. Перешептываясь и шаркая ногами, люди расселись по стульям.

Тишина.

— Друзья, — начал Чак, и воспоминания нахлынули на Клер.

Комната была набита до отказа оба вечера, пока тут стоял покойник. В Эммитсборо не было мужчины, женщины или ребенка, который не знал бы Джека Кимболла. И все пришли. Слова, которые они говорили, перепутались у нее в голове, но смысл остался. Печаль и сожаление. Но никто, никто из них не знал такого горя, как она.