Искушение злом

Когда Клер направилась к выходу с кладбища села в машину и уехала, он понял, что остался совсем один.

Весь остаток дня Клер лихорадочно работала. Как одержимая. Ее вторая металлическая скульптура была почти готова. Когда настанет время дать стали остынуть, она выключит горелку, снимет шапочку и возьмется за глиняную модель руки Эрни.

Она не в состоянии была ничего не делать.

Работая ножами и руками, и деревянными паллетками, она лепила, оглаживала, придавала глине форму. Работая над кулаком, она чувствовала заключенный в нем вызов. Жажду действия — в мускулах предплечья. Тоненькой проволочкой она терпеливо заровняла трещинки в глине, затем провела по всему влажной кистью.

Из приемника гремела музыка — самый пронзительный, скрежещущий рок, какой она только смогла найти. Исполненная кипучей энергии, она смыла глину с рук, но отдыхать не стала. Не могла. На соседнем рабочем столе лежал большой кусок вишневого дерева с уже почти выдолбленной сердцевиной. Клер взяла свои инструменты — стамески, деревянный молоток, нутромеры и направила всю свою энергию на работу.

Она прервала свое занятие, лишь когда солнце настолько село, что она вынуждена была включить свет, затем переключила музыку с рока на классику, но такую же страстную, такую же заводную. Мимо мчались машины, но она их не слышала. Зазвонил телефон, но она к нему не подошла.

Все ее остальные проекты отошли на задний план. Она была всецело поглощена деревом, его возможностями. И вкладывала в него всю силу своих чувств. Избавлялась от них. У нее не было ни наброска, ни модели. Лишь воспоминания и потребность их выразить.

Пальцы у нее были уверенные, умелые, способные на тонкую работу. У нее щипало глаза, но она терла их тыльной стороною ладони и продолжала работать. Огонь разгорался в ней ярче и ярче.

На небе высыпали звезды. Взошла луна.

Кэм видел, как она стояла, согнувшись над работой. Деревянный напильник так и ходил в ее руке. Под потолком горели яркие голые лампочки, притягивая к себе светлых мотыльков, отчаянно махавших крылышками в смертельной пляске. Гремела музыка: взвизгивали скрипки и басовито вторили им виолончели.

Лицо Клер, ее глаза сияли победоносным блеском. Каждые две-три минуты она поглаживала дерево пальцами, как бы что-то ему сообщая, — Кэм не понимал что именно.

В очертаниях чувствовалась необузданность и сила. Это был чей-то профиль. Он вошел в гараж и увидел, что это — лицо, мужское лицо, голова поднята и запрокинута, словно человек глядит на солнце.

Кэм молчал, он потерял счет времени, наблюдая за ней. Но он чувствовал, какая исходит от нее страсть. Она проникала в него и сливалась с его собственной страстью, вызывая чуть ли не боль.

Клер отложила инструменты. Она медленно слезла с табурета и отошла. Она прерывисто дышала — настолько прерывисто, что даже приложила руку к сердцу. Она смотрела на свое творение, и к удовольствию примешивалась боль.

Ее отец. Такой, каким она его помнила. Каким любила. Динамичный, энергичный, любящий. Живой. Главное — живой. Сегодня она, наконец, нашла способ воспеть его жизнь.

Она повернулась и посмотрела на Кэма.

Она не подумала о том, почему ее не удивляет то, что он здесь. Она не задалась вопросом, не опасен ли этот прилив волнения и готова ли она ответить на то, что она читала в его глазах.

Он поднял руку и дернул вниз дверь гаража. Раздался звук металла, ударившего о цемент. Она не шелохнулась — стояла молча и ждала, чувствуя, как напряжены все ее нервы.

Кэм шагнул к ней. Музыка была заперта с ними — она гремела, отражаясь от стен, пола, потолка.

Руки его легли на ее лицо, шершавые ладони обхватили его, большие пальцы провели по губам, потом по скулам и утонули в ее волосах. У нее перехватило дыхание, когда он откинул ей голову, прижался к ней всем телом. Но дрожь пробежала по ней не от страха. И вырвавшийся из ее горла звук, когда он впился губами в ее губы, был победоносным.

Никогда еще никто не был ему так нужен, как в эту минуту она. Все страдания, вся боль, вся горечь, накапливавшаяся в нем в течение дня — все растаяло от одного прикосновения к ней. В его руках была сама энергия, пульсировавшая жизнью. Изголодавшийся, он глубже проник в ее рот, чувствуя, как бьется у его груди ее сердце.

Руки его переместились на ее бедра, потом ниже. Он готов был вобрать ее всю в себя — так сильна была его жажда обладания. Ругнувшись, ничего не видя, спотыкаясь, он потащил ее на кухню.