Обожествлённое зло

– Я хочу, чтобы ты вспомнила и сказала мне, кто обычно приходил сюда? Кто поднимался сюда наверх вместе с Биффом?

– Никого. – Она посмотрела на пузырьки в руках у Кэма и затем в ужасе отвернулась. Она ничего не понимала в лекарственных таблетках, за исключением тех, какие доктор Крэмптон прописывал от несварения желудка или приступов артрита. Но она боялась их. – Он никому не разрешал сюда входить. Если он собирался играть в покер, то сначала обычно закрывал дверь. Говорил, что не хочет, чтобы его приятели рылись в его вещах. Обычно он сидел здесь в одиночестве.

– О'кей. – Он попробовал сжать ее руку, но никакого ответного движения не было. – Я должен продолжить поиски.

– Какая теперь разница? – пробормотала она. Ее муж изменял ей. Не просто изменял с другой женщиной. Это она могла бы понять, особенно, если речь шла о женщине, берущей деньги. Но он изменял ей с этими маленькими пакетиками порошка. А вот этого она никогда бы понять не смогла.

Он нашел еще несколько пакетиков. Все в небольших количествах, совершенно явно для собственного употребления. Если бы он занимался торговлей наркотиками, решил Кэм, он бы не держал товара здесь. – Ты когда-нибудь видела, чтоб у Биффа была порядочная сумма наличными?

– У нас никогда не было денег, – устало ответила она. – Ты это знаешь.

– Как ему удалось выплачивать взносы за «Кадиллак»?

– Я не знаю. Я никогда не спрашивала. Он посмотрел лежащие на полках книжки в мягких обложках и нашел среди них пачку книжонок о сатанизме, культовом поклонении и ритуальных жертвоприношениях. Две из них были чистой воды порнографией, с явно срежессированными фотографиями обнаженных женщин, истязаемых мужчинами в масках. Другие же представляли собой основательные писания о поклонении дьяволу. Отложив в сторону самые вопиющие, он принес остальные к стулу, где сидела Джейн. – Что ты знаешь об этом? Джейн смотрела на заголовки остекленевшими от ужаса глазами. Ее католическое воспитание всколыхнулось в ней и сжало ей горло. – Что это? Почему они здесь? Как они сюда попали?

– Это книги Биффа. Скажи мне, ты знала о них что-нибудь.

– Нет. – Она сложила руки на груди, боясь дотронуться до книг. Это было еще гораздо хуже наркотиков. – Я никогда их не видела. Я не хочу их видеть. Убери это.

– Посмотри. – Он указал на пентаграмму на обложке. – У Биффа была такая?

– Что это?

– У него была такая?

– Я не знаю. – Но она вспомнила о предметах, найденных ею в сарае. – Что это означает?

– Это означает, что Бифф был замешан в чем-то. Возможно, поэтому его и убили.

Она вытянула руки, чтобы отстранить его, но сил подняться у нее не было. – Он был хороший человек, – упрямо сказала она. – Он не ходил в церковь, но он не стал бы вот так кощунствовать. Ты пытаешься сделать из него какое-то чудовище.

– Черт побери, открой же глаза. – Он почти ткнул ей в лицо книги. – Вот как он представлял себе хорошее времяпрепровождение. И вот. – Он схватил одну из отложенных книг и резко раскрыл ее на большой цветной фотографии. – И я не думаю, что он просто читал обо всем этом. Ты понимаешь? Я не думаю, что он просто сидел здесь, посасывал кока-колу и разглядывал грязные картинки. Я думаю, он шел и занимался этим на практике.

– Прекрати! Прекрати! Я не хочу этого слышать! Теперь он действительно схватил ее и начал трясти. Но не в его натуре было злорадствовать. – Почему ты его защищаешь? Ты не была с ним счастлива, ни одного дня в своей жизни. Он был сукиным сыном с садистскими наклонностями. Он разрушил эту ферму, разрушил тебя и делал все, чтобы разрушить меня.

– Он заботился обо мне.

– Он превратил тебя в старуху. Испуганную, побитую старуху. Если бы не было других причин для ненависти, я бы за одно это возненавидел его.

Она прекратила попытки смотреть прямо перед собой. Хотя губы ее шевелились, слова не получались.

– Раньше ты смеялась. – В его полном отчаянии и гнева тоне слышались ноты мольбы. – Черт возьми, раньше ты проявляла интерес к разным вещам, к себе. А за последние двадцать лет ты ничего не видела, кроме работы и постоянных забот. А когда вечером ты шла спать, слишком усталая, чтобы еще о чем-нибудь думать, он уходил зажигать черные свечи и резать жертвенных козлов. Или что-нибудь похуже. Боже упаси. Что-нибудь еще хуже.

– Я не знаю, что делать. – Раскачиваясь взад и вперед, она начала тихо и нараспев повторять. – Я не знаю, что делать. – Джейн глубоко, суеверно верила в существование дьявола. Он представлялся ей то змеем, заползшим в райский сад, то ангелом тьмы, дразнящим и искушающим Христа, то владыкой огненной пропасти. Ее сердце сковало леденящим ужасом оттого, что тот нашел прибежище в ее доме.