Машина предсказаний

Оттого что в нижних слоях символы были светлее, чем в верхних, каждый был отчетливо виден и отлично распознавался независимо от слоя. Символы были самой разной величины, насколько мог судить Хенрик, очень различались видом. Почти все казались набором меньших элементов, собранных в круглые композиции.

Руки епископа и его запястья (та часть, которую мог видеть Хенрик, выступавшая из-под черного плаща) были целиком покрыты символами. Даже его ногти, похоже, покрывала татуировка, поскольку символы проступали и сквозь них.

Шею над тугим воротником тоже сплошь покрывали символы — как и то, что над ней. Лицо епископа, каждый его клочок, покрывали сотни, если не тысячи знаков. Татуировка была даже на веках. Даже на ушах, в каждом изгибе и насколько глубоко мог видеть Хенрик, не было места, свободного от странных вытатуированных круглых символов, накладывающихся один поверх другого.

Хотя лысая голова епископа была целиком покрыта знаками, один выделялся среди прочих. Он был заметно больше всех остальных. Нижний край этой большой круглой композиции пересекал середину носа, проходил под глазами и поворачивал над ушами; сам символ покрывал почти всю верхнюю часть черепа. Внутри большого круга был еще один, а между ними располагалось кольцо рун.

Основание треугольника, вписанного во внутренний круг, горизонтально пересекало лоб над самыми бровями. Группы значительно меньших по размеру круглых символов располагались при углах: покрывали оба виска и третий угол на затылке. От этого казалось, будто епископ смотрит своими жуткими красными глазами из-под большого круглого знака, словно выглядывает прямо из подземного мира.

В центре треугольника, около епископского темени, была зеркально отраженная девятка.

Эта большая татуировка, занимавшая верхнюю часть безволосого черепа, была темнее остальных не только потому, что казалась самой свежей, но и потому, что линии, образующие ее, были толще. Но все равно, хотя она лежала поверх слоев из сотен других элементов, было ясно, что это просто часть чего-то большего.

Все изображения при всем своем многообразии казались видоизменениями нескольких основных тем. Они представляли собой круглые символы самой разной величины, состоящие из различных элементов, в том числе круглых, и эти круглые элементы тоже иногда заключали в себе круги. В целом зрелище было сильно тревожащее — человек, так глубоко посвятивший себя каким-то оккультным целям.

Все вкупе превращало его в чрезвычайно мрачную живую, подвижную, проворную иллюстрацию, где сквозь бесчисленные слои был различим каждый символ. Хенрику представлялось, что, будь епископ полностью обнажен, он все равно был бы полностью одет этой завесой из символов.

Насколько видел Хенрик, не заняты символами были только глаза мужчины, но и в них была красная татуировка.

Епископ Арк заметил, что несколько фамильяров в страхе вылетели из зала в коридор.

Он улыбнулся.

— Я не привел ее с собой, — ответил он на незаданный вопрос, светившийся в их глазах. — Я отправил ее с поручением.

Фамильяры склонили головы в знак признательности и словно извиняясь за назойливость.

Выпученные глаза одного из вплетенных в стену позади Джит неотрывно смотрели на епископа Арка. Ужас, застывший на лице несчастного, как видно, лишил его способности отвести взгляд, когда епископ посмотрел на него. Мужчина задвигал кадыком, словно пытался проглотить крик, рвущийся наружу. Все люди в стенах, казалось, не могли издать ни звука, но этот человек, похоже, собирался закричать.

Епископ Арк поднял руку, направив ее на человека, заточенного в стене. Он не указывал — это просто было движение расслабленной руки с раскрытой ладонью и чуть разведенными пальцами. Тем не менее рука оказалась уставленной прямо на человека в стене, который не мог оторвать от епископа глаз.

— Ни звука. — Голос епископа Арка звучал приглушенно, едва ли громче шепота, но такого убийственного тона Хенрик не слышал никогда.

Мужчина судорожно глотал воздух короткими резкими вдохами. Он испустил последний долгий вздох, и его глаза закатились. Тело сотрясла жестокая, но короткая судорога, и оно обвисло, насколько позволяла вплетенность в стену из ветвей и колючей лозы. Последняя судорога, и тело обмякло, а последнее дыхание покинуло несчастного с протяжным хрипом.

Епископ обвел взглядом остальных глядевших на него из стен.