Мост в чужую мечту

Меркурий ткнул в него каменным пальцем.

– Ты из болота. Пег в желтой пене. У тебя озноб. Желудочные судороги. Часто рвота. Желание: сдохнуть. А их четверо. Свежие гиелы. Выход.

– Перестрелять! – подал голос Макар.

– Бесполезно. У тебя – шнеппер. Двадцать метров. У них арбалеты. Бьют дальше.

– Улететь!

– На тот свет. Гиелы маневреннее. У них больше соображения в голове. Что может пег.

Новички не сразу поняли, что это вопрос. Вопросительных и восклицательных интонаций Меркурий не признавал.

– У пега выше скорость горизонтального полета. Площадь крыльев больше, – выпалил Даня.

Меркурий зазвенел бородой. Сорвал сосульку и отбросил. В сосульке остался толстый черный волос.

– Чушь. Твой пег загнан. Поставь на копыта. Упадет. А ты – лететь, – презрительно ответил он.

Других вариантов не было.

– Пег. Если заслужили. Доверяет человеку безоговорочно. Понимает. Сам по себе он обречен. Согласен раствориться. В вашей воле. Умножается на человека. Это шанс.

– А гиела?

– Гиела. Редко доверяет. Слушается или голой боли. Или инстинктов. Гиела умнее. Но не умножается. Потому что не верит.

Меркурий помолчал, позволил мысли впитаться и четко, точно вбивая гвозди в головы учеников, продолжал:

– Запомнили. Гиела атакует снизу, сверху или сбоку. Никогда со стороны морды или хвоста. Причина?

– Морда кусается, а зад лягается, – вспомнила Рина вечную присказку Ула.

– Верно. Гиела перед вами. Не разворачивайте пега. Не успеете. Направляйте на гиелу. Если пег доверяет – послушается.

– Да не! Глупо таранить! – недоверчиво отозвался Макар. – А зубы? А топор? А шнеппер?

Меркурий перестал ходить взад и вперед и внезапно кинул в лицо Макару свою перчатку. Макар, не ожидавший этого, не успел защититься и от неожиданности упал с шины.

– Почему не кусался. Топором не размахивал. Из шнеппера не стрелял. Перчатка легкая. Летит медленно. Пег. Восемьдесят три метра. В секунду. А вес. Сам знаешь, – сказал Меркурий с укором.

Макар, не отвечая, тер лоб. Шныровский принцип, что шишки человек понимает лучше, чем слова, действовал и тут.

– Завтра. Практика. Уход от преследования. Перемещение по карте. С учетом рельефа местности. Избежать боя. Не подвергать закладку опасности. Подвиды боя. Один на один. Шныр против двойки ведьмарей. Против четверки ведьмарей. На сегодня – все.

Меркурий повернулся и пошел, ни с кем не прощаясь. Рина помчалась следом. Вместе они шли до самого ШНыра. Сашка, верный ее спутник, брел позади – ему не хватало ширины расчищенной дорожки.

Рина вспомнила день, когда она с земли наблюдала, как выныривает Кавалерия.

– А шныр против двух четверок ведьмарей? Такое мы проходить будем?

– Опыт. Единственное заметить первым. Попытаться ускорить пега. Изменить точку выхода. Все, – отрубил Меркурий, обозначая конец каждой фразы рубящим движением.

– А бывает такое, что шныры нападают на ведьмарей?

– Дураки. Да. Родион, – без улыбки подтвердил Меркурий.

– А бой-девица Штопочка?

– Зверь безбашенный. Штопочка тоже. Слышала историю Штопочки.

– Нет, – торопливо сказала Рина.

– Дедушка-циркач. Пьяница и брюзга. Задира. Отовсюду гнали. А в цирке народ не сахар. Умел работать бичом и метать ножи. Перед смертью слег. Не мог дотянуться до столика. Нужна сигарета или рюмка – доставал бичом. Не проливал водку. Не ронял сигарету. Штопочка росла с ним с шести месяцев. До пятнадцати лет. В школу не ходила. Была ассистентом. Стояла у щита. Бросал в нее ножи. Сшибал с головы яблоко бичом. Даже не моргала.

Меркурий Сергеич остановился у ступеней ШНыра. Возникла неловкая пауза, какая обычно бывает перед прощанием.

– А у вас дети есть? – неожиданно брякнула Рина.

Вопрос не до конца прозвучал, а Рина уже почувствовала, что он не к месту. Небесные глаза Меркурия потемнели, как штормовое море.

– Взрослый сын. Устроен. Всем доволен. Благополучен, – отчеканил он.

– А пеги?.. Он не?.. – выдохнула Рина.

– У него машина. Машина удобнее пегов. Можно оставлять поседланную. Под окнами. На любое время.

Меркурий Сергеич постучал о ступеньку носком ботинка, отряхивая отсутствующий снег, и скрылся за дверью ШНыра. Рина вспомнила, что утром она видела Меркурия в конюшне. Он обнимал морду Митридата и дышал ему в ноздри. Для человека, безумно любящего лошадей, больно быть отцом человека, который к ним равнодушен.