119  

— Я тоже. — Наоми ответила дочери не менее крепким объятием, нимало не смущаясь десятков телекамер и взглядов множества репортеров, которые как по команде повернулись к ним. — Идем со мной на площадку для победителей. Круг почета мы сделаем вместе — я хочу, чтобы ты была рядом.

— Даже если бы ты не хотела, я все равно бы прошла с Горди! — Озорно улыбнувшись, Келси повернулась к Гейбу. Тот выглядел на редкость довольным для человека, чья лошадь только что проиграла почти полкорпуса.

— Твой жеребец отлично бежал, — заметила она.

— Спасибо, но ваш бежал лучше. — Он поймал Келси за заплетенные в косу волосы и несильно потянул. — … На этот раз, — уточнил Гейб. — Увидимся за ужином.

Радость победы, какой бы сильной она ни была, не могла отвлечь маленькую команду от насущных дел. Только после дерби они могли вернуться в Виргинию, пока же им предстоял переезд из Кинленда в Луисвилль.

Каждый рассвет, как и прежде, означал резвые работы на тренировочной дорожке, галлоны черного кофе, щелчки секундомеров в руках тренеров, которые наблюдали за тренировками, стоя у дальней бровки.

Вся разница заключалась в том, что это было дерби, и утренние тренировки перестали считаться частным делом. Конюшенные мальчики еще только продирали глаза, а теле — и фоторепортеры уже устанавливали вдоль трека свое оборудование. Телевидение, радио, газеты — все пытались предсказать исход скачек, и всем были нужны интервью со знающими людьми, эффектные снимки, репортажи о том, как идет подготовка.

А Келси знала, что нужно ей.

Мягкий вкрадчивый рассвет казался ей поистине волшебной порой. Туман, висящий над треком в эти ранние часы, заглушал громкие звуки, делал неясными фигуры коней и всадников, заставлял расплываться яркие цвета шелковых жокейских костюмов. Спаренные вышки ипподрома словно плыли в густой, молочно-белой пелене, парили ведра с горячей водой, откуда-то доносились утренние птичьи песни.

Весна уже давно хозяйничала в Луисвилле, но на рассвете было еще довольно прохладно; холодный воздух бодрил, обжигал легкие и заставлял дышать полной грудью. Разогретые галопом лошади буквально дымились, и к ним со всех сторон — словно пожарные, спешащие погасить пламя, — сбегались конюхи с теплыми попонами в руках. Тренеры брали своих подопечных под уздцы и вели шагом в паддок, и

Келси казалось, что скакуны не идут, а плывут в воздухе, словно воздушные шары или аэростаты.

Каждый из этих чистокровных коней был настоящим атлетом, бойцом, но, глядя на то, как легко эти полутонные создания балансируют на сухих, породистых ногах, не мудрено было позабыть, что они были рождены для того, чтобы бегать.

Скорее уж летать, стремительно нестись на широких и мощных крыльях, подобно сказочному Пегасу.

Из тысяч чистокровных жеребят, рождающихся ежегодно, лишь немногим избранным суждено было пройти по этой дорожке ранним майским утром, глотнуть сырого тумана, услышать пение птиц. И только один из них мог выйти в первое воскресенье мая на площадку для победителей, только один мог покрасоваться перед рукоплещущими трибунами в попоне, расшитой розами.

Солнце поднималось все выше, и в поредевшем тумане засновали грумы с ведрами горячей воды и бинтами в руках. Капли росы в траве засверкали ослепительно ярко, где-то замяукал кот, захрустел гравий под чьими-то башмаками, и вдруг, предшествуемый глухим, странно далеким топотом копыт по мягкой земле, перед Келси точно из ничего возник великолепный жеребец, раздвигающий грудью туман.

Эта удивительная картина и была тем самым, ради чего Келси приходила на утреннюю тренировку. Забыть такое было невозможно, как невозможно было забыть собственное имя, и Келси знала, что это воспоминание, такое мирное, безмятежное, будет сопровождать ее до конца жизни.

— Что это ты тут делаешь?

Не отвечая, Келси взяла Гейба за руку. Она помнила, что он тоже бродит где-то здесь, но не ожидала, что он возникнет из тумана так неожиданно и тоже станет частью ее картины-воспоминания.

— Так… — проговорила она наконец. — Любуюсь. Мне не хочется, чтобы этакая красота стерлась, забылась за суетой, торжественными приемами, пресс-конференциями.

— Раненько ты поднялась для человека, который лег спать в два часа ночи.

— Да кто может спать в такое утро?

Вместо ответа Гейб кивком головы указал ей на конюшенного мальчика, который дремал, привалившись спиной к стене конюшни. Келси прыснула в кулак, потом глубоко вдохнула воздух, вбирая в себя запахи лошадей, кожи, притираний, навоза.

  119  
×
×