Опасные тайны

Известие о том, что Липски был найден мертвым в номере дешевой гостинички, распространялось от конюха к конюху, от конюшенных мальчиков к ипподромному тренперсоналу. Гейбу эту новость сообщил эконом, работавший у него в усадьбе два раза в неделю. Он же принес газету, каковую и вручил своему нанимателю едва ли не до того, как успел поставить на пол дорожную сумку.

Ярость Гейба вспыхнула, словно спичка, смоченная бензином. Он как раз пытался справиться с ней, когда на пороге его дома появился лейтенант Росси.

— Рад вас видеть, мистер Слейтер.

— А-а-а, лейтенант… — Гейб протянул полицейскому газету, которую так и не выпустил из рук. — Готов поспорить, что вы пришли по этому делу.

— Вы выиграли. — Росси отложил газету в сторону и поудобнее устроился в предложенном кресле. — Насколько я знаю, до недавнего времени Фред Липски работал на вас?

— Да. До тех пор, пока несколько недель назад я не уволил его, о чем вам, без сомнения, известно. Он был пьян.

— — И, как я слышал, активно возражал против своего увольнения.

— Совершенно верно. Он вытащил нож, и мне пришлось его нокаутировать. Я считал, что на этом вопрос должен быть исчерпан, но, как видно, ошибся. — Гейб резко наклонился вперед, не забывая, впрочем, тщательно контролировать выражение своего лица. — Если бы я знал, что он воспользуется своим ножом против кого-то из моих людей или лошадей, я бы свернул ему шею тогда же!

— Вы не должны так говорить, мистер Слейтер, тем более[ — полицейскому. В прессу это пока не просочилось, но нож, найденный на трупе, действительно похож на тот, каким убили Мика Гордона. Пока никто из свидетелей не вспомнил, что видел Липски вблизи места преступления, однако у нас есть и орудие, и мотив. Он хотел отомстить.

— Дело, стало быть, закрыто? — небрежно поинтересовался Гейб.

— Прежде чем закрыть дело, необходимо привести все в порядок. Во всяком случае, я всегда поступаю именно так. В данном случае у меня есть еще вопросы, на которые мне хотелось бы знать ответ.

— Так задавайте.

— Вы хорошо знали Липски?

— Нет. Он достался мне вместе с фермой.

Услышав это, Росси улыбнулся.

— Любопытное заявление.

— Когда ферма перешла ко мне, — пояснил Гейб, — я оставил всех, кто захотел остаться. Никто из работников не был виноват, что Канингему не повезло в покер.

Заинтригованный, Росси постучал кончиком карандаша по обложке своего блокнота.

— Так, значит, это правда? А я-то думал, что это… гм-м… местный фольклор. Но мы, пожалуй, все-таки не будем особо останавливаться на том, что подобная сделка не совсем укладывается в рамки законов штата.

— Не будем, — согласился Гейб.

— Что ж, если вы не знали Липски, в таком случае я, с вашего разрешения, еще раз побеседую с вашим тренером и другими работниками. Мне хотелось бы найти человека, который знал его более или менее близко, и спросить, не задумывался ли Липски о самоубийстве.

— Вы хотите, чтобы я поверил, будто Липски покончил с собой? — Гейб почувствовал, как гнев вспыхнул в нем с новой силой, грозя смести на своем пути все воздвигнутые им барьеры. — Из-за чего? Совесть замучила? Это чушь, лейтенант. Липски скорее стал бы выступать на Бродвее, чем сунул в рот ствол или голову в петлю.

— Вы сказали что совсем не знали его, мистер Слейтер.

— Зато я знаю этот тип людей. — Гейб подумал, что его самого воспитывал достойный представитель этой породы. — Они обвиняют кого угодно — только не себя. И никогда не отваживаются на последний решительный шаг, потому что всегда все рассчитывают. Они пьют, мошенничают, болтают о больших делах, но никогда — никогда! — не убивают сами себя.

— Интересная теория. — Росси и сам думал примерно так же. — Так вот, Липски не стрелялся и не вешался. Он просто выпил коктейль из смеси джина и еще какого-то вещества, которое, как мне сообщили, называется ацепромазин. Да… — Лейтенант заглянул в блокнот. — Именно ацепромазин. Вам известно, что это такое?

Ответ Гейба был довольно сдержанным.

— Это вещество используется в качестве транквилизатора, чтобы успокаивать лошадей.

— Да. Примерно так мне и сказали. Кстати, я всегда думал, что если лошадь ломает ногу, то ее пристреливают.

— Посторонний шум нервирует зрителей, — сухо сказал Гейб. — К тому же не каждый перелом бывает фатальным. Даже если лошадь сломает ногу, это не значит, что она больше ни на что не годна. Ногу можно залечить, после чего лошадь может снова участвовать в скачках. Или использоваться в качестве матки или производителя. Только в безнадежных случаях ветеринар делает лошади инъекцию этого препарата. Говорят, лошадь при этом не испытывает никакой боли… Хотел бы я знать, откуда это стало известно, — задумчиво закончил он.